Испорченный Найт-Крик

— Это значит, что ты даже не замечаешь, как играешь в Бога с нашими жизнями, как это делает твоя мать, — отвечает Тобиас с улыбкой, наклоняясь вперед над столом, его слова режут, как нож по груди, именно так, как он и хотел.

Любой мой ответ прерывается звонком моего телефона на столе рядом со мной, на экране высвечивается имя моей матери.

— Вспомни о дьяволе, и она появится, — бормочет Хантер, пока я обдумываю ответ, но я бы предпочел иметь дело с ее гневом, чем с их обиженными чувствами прямо сейчас.

Я нажимаю зеленую кнопку, чтобы принять вызов, и подношу телефон к уху.

— Мама, — приветствую я, ожидая, когда ее голос проскрежещет в трубке.

— Ксавьер, ты не хочешь объяснить, почему Иден Грейди все еще не там, где я хочу, чтобы она была? Игрушка — это не игрушка, если ты с ней не играешь.

Грозные выражения на лицах Хантера и Тобиаса говорят мне, что они слышат каждое ее слово, даже несмотря на весь шум закусочной, окружающий нас. По крайней мере, мне не придется повторяться.

— Мы точно знаем, где она, — вежливо отвечаю я, хотя сердце бешено колотится в груди.

— Хм, я тоже. Как дела у Бетани и малыша Коди?

Моя кровь стынет в жилах от скрытого тона в ее голосе, а лицо Хантера начинает краснеть от гнева. Никто им не угрожает. Никто. Даже моя собственная мать.

Может быть, мне тоже следовало вести себя так с Иден, когда дело касалось этой сучки, но, как сказал Тобиас, я уже в спешке заправил свою постель. Теперь я должен придерживаться этого.

— Чего ты хочешь, мама? — Выпаливаю я, потирая затылок, пока Тобиас остается мертвенно неподвижным.

— Я хочу, чтобы она вернулась в школу Эшвилла, и я хочу посмотреть, как она сломается под твоими прикосновениями. Кстати, как она восприняла новость о своем дорогом брате?

— Я возьму это под контроль, — выдавливаю я, и она напевает в трубку.

— Не подведи меня, Ксавье. Ты знаешь, что поставлено на карту.

Линия обрывается, но мне требуется мгновение, чтобы отвести телефон от уха, поскольку я пытаюсь взять свои эмоции под контроль.

Я ненавижу быть у нее под каблуком, но мы здесь.

— Богом клянусь, Ксавье. Если она приблизится хоть на шаг…

— Она не сделает этого, — рычу я, прерывая тираду Хантера, когда поднимаю руку. — Я, черт возьми, позабочусь об этом, хорошо? Я не позволю, чтобы с ними что-нибудь случилось.

— Как будто ты не позволишь, чтобы с Иден что-нибудь случилось? — Вмешивается Тобиас, раздраженно хихикая, и мне хочется выбить из него все дерьмо. Он ни хрена не помогает ситуации прямо сейчас.

— Будем надеяться, что она поймет намеки, которые мы уже послали через мистера Бернарда и Бетани, и появится завтра.

— А если она этого не сделает? — Спрашивает Хантер, и я качаю головой.

— Тогда мы, блядь, поедем к Бетани и вытащим ее оттуда, брыкающуюся и кричащую, нравится ей это или нет, — отвечаю я, и они оба понимающе кивают — вероятно, потому, что они просто хотят, блядь, увидеть ее. У них вообще нет самоконтроля.

Я все равно для нее мертв. Выражение ее глаз, когда она пробормотала мне эти слова, прежде чем повернуться и уйти от всей этой драмы, которая нас окружала, навсегда запечатлелось в моем мозгу.

Я встаю, собираясь уйти, но следующий посетитель, входящий в двери закусочной, заставляет меня остановиться, и я откидываюсь еще дальше на спинку стула, когда он направляется прямо к нам, опускаясь рядом с Тобиасом, когда тот без приглашения подходит к столу.

Этот ублюдок знал. Он знал все это время. Что, на самом деле, многое объясняет.

— Мы все в такой жопе из-за тебя, Найт, — рычит Арчи, его руки упираются в стол, когда он смотрит на меня сверху вниз, в его голубых глазах плещется боль, которая очень напоминает мне глаза Иден. Еще один кусочек головоломки, которого нам всем не хватало.

— Мне не о чем переживать, Арч…

Он хлопает ладонью по столу, заставляя тарелки и чашки дребезжать, он еще больше наклоняется вперед, пытаясь приблизиться ко мне, его лицо при этом краснеет.

— Заткнись нахуй, Ксавьер. Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Я сказал тебе в тот день, когда ты появился в моем доме, что я выбираю ее. Каждый. Чертов. Раз. Ни ты, ни команда, ни моя собственная гребаная жизнь. Она. Знал ли я об этом за пять минут до того, как она появилась в моем доме? Да, да, знал. Видел ли я гребаное отчаяние в ее глазах? Да, именно поэтому она важнее всего остального. Моя сестра на собственном горьком опыте узнает, насколько извращенные и долбанутые люди во всем этом городе, и ты должен был позволить этой информации исходить от кого-то другого. Твоя мать сказала тебе это сделать? — В конце его голос немного срывается, эмоции берут верх, когда я смотрю на него сверху вниз.