Испорченный Найт-Крик

Закрывая глаза, я чувствую, что снова возвращаюсь в темное бетонное замкнутое пространство. Один, но слишком упрям, чтобы бояться.

— Мне так жаль, — шепчет Иден, ее дыхание обдает мое плечо, когда она говорит, и я качаю головой.

— Тебе не за что извиняться, Иден. Я оказался в ловушке ситуации, из которой у меня не было возможности выбраться, потому что единственными людьми, которые могли спасти меня, были мои родители, и именно они поместили меня туда в первую очередь.

Я помню, как когда-то исследовал значение слова "родитель". Тот, кто рожает, или же воспитывает ребенка. Я, должно быть, напечатал это слово десятью разными способами, но каждый раз оно имело значение, к которому я не имел никакого отношения. Мои мать и отец никогда не воспитывали меня должным образом. Я всегда удивлялся, зачем они вообще побеспокоились о том, чтобы завести ребенка.

— Первый раз меня отправили туда на следующий день после моего одиннадцатого дня рождения. У меня не было ни вечеринки по случаю дня рождения, ни праздника, ни торта, но на следующий день я пришел домой из школы, и миссис Даффи испекла мне шоколадное печенье и открытку, поскольку накануне я проговорилась, что у меня ничего нет — ни вечеринки, ни подарков.

Я вижу понимание на ее лице, когда упоминаю учительницу, которая была так мила со мной в детстве. Теперь ей сходит с рук говорить любому из нас все, что ей заблагорассудится, потому что мы знаем, что она стоит тысячи людей в этом городе, за исключением Иден.

— Вот почему она чертовски крутая, потому что ей пришлось так долго терпеть тебя, — заключает Иден с улыбкой, и я ухмыляюсь в ответ.

— Да. Она классная. Но когда в тот день я пришел домой с угощениями, мой отец, Грант, только взглянул на них и слетел с катушек. Если честно, мои воспоминания об этом немного отрывочны, но он бил меня так же, как и тогда, когда я плохо себя вел, только на этот раз это не ограничилось ударами в туловище. Я помню, как он держал в руке спортивный трофей колледжа, направляясь ко мне, а моя мать, Мойра, стояла и наблюдала за происходящим в дверях. Следующее, что я осознал, — это то, что я очнулся в исправительном центре для несовершеннолетних с двадцатью двумя швами на голове.

Обхватив ее запястье рукой, я медленно подношу ее пальцы к шраму, который тянется от затылка к моему правому уху. Неровная приподнятая кожа сейчас так же заметна, как и в тот день, когда это произошло, поскольку она была грубо зашита, без всякой осторожности или экспертной точности, потому что мой отец хотел, чтобы это оставалось в тайне. Я вижу, как расширяются ее глаза, когда она ощупывает шрам от края до края, но выражение ее лица смягчается.

— Я могу только предположить, что это было потому, что он чувствовал, что я опозорил семью, приняв подарок от миссис Даффи, но об этом больше никогда не говорили, так что я никогда по-настоящему не понимал — добавляю я, пытаясь отвлечься от ее прикосновения.

Я чувствую, как она пытается заглянуть мне в глаза поглубже, хочет прочесть мои эмоции, но я давным-давно подавил это дерьмо. Сделав глубокий вдох, я наконец-то встречаюсь с ней взглядом, впервые с тех пор, как начал говорить. Я ожидал увидеть жалость или сочувствие, поэтому удивлен, увидев что-то совершенно другое. Такое чувство, что ей не все равно, как будто она видит меня в другом свете, в свете силы и признательности.

Поднимая руку к моей щеке, она не сводит с меня взгляда, в то время как другая ее рука остается в моих волосах.

— Ты гораздо больше, чем то что они в тебя вложили, Тобиас Холмс. Я от всего сердца уважаю то, что это часть тебя, которую ты хочешь сохранить в тайне, но никогда не позволяй этому определять тебя. Даже когда ты выводишь меня из себя, часть меня всегда жаждет тебя и того, как ты заставляешь меня улыбаться, или то, как ты освещаешь комнату своей улыбкой и индивидуальностью. Ничего из этого не исходит от них, и они не могут ставить себе в заслугу то, кем ты являешься, помни об этом.

Мне кажется, мое сердце вот-вот выскочит из груди, и я едва слышу ее слова сквозь звон в ушах, потому что никто никогда не говорил мне ничего даже отдаленно похожего на это. Никогда. И вот появляется какая-то девушка из ниоткуда, с четкой мишенью на спине, стойко противостоящая ей, отказывающаяся быть растоптанной или сломленной, с самыми добрыми словами, которые я когда-либо слышал.

Как я мог подумать, что я вообще смог бы ей противостоять?

— Ты нечто, Иден Грейди, — хрипло произношу я, полностью потерявшись в ней.

— А ты все еще так чертовски хорош, что у меня болят глаза, — парирует она с усмешкой, заставляя меня улыбнуться, и я не упускаю тот факт, что она сыграла со мной в мою же игру. Видя, что я исчерпал свой лимит в этой теме, она подняла настроение беззаботным комментарием.

Ее руки скользят вниз по моей груди, когда она смотрит на меня сквозь ресницы. Капли воды все еще стекают по ее вискам, и я провожу по ним пальцем, ее рот слегка приоткрывается, когда воздух вокруг нас нагревается.