Исповедь

Это была правда, но не вся правда. Для него в жизни тоже забрезжил огонек надежды. Правда, очень слабый, но если заслонить его от перекрестных ветров случайностей, то, может быть, он разгорится ярче… Он не был готов назвать свои чувства к Ларисе каким-либо определенным словом. Единственное, что он знал наверняка, так это что хочет увидеть ее снова… И — поскорее бы наступило завтра.

Он заснул только под утро. И она сразу же оказалась тут как тут…

* * *

Лариса позвонила около восьми утра, как и обещала. Костя бодрым голосом отрапортовал, что ночь прошла нормально, и не преминул напомнить, что отец ждет ее. Но Лариса, похоже, его энтузиазма не разделяла. То ли плохо выспалась, то ли что-то ее беспокоило, только голос у нее был грустный, совсем не такой, как вчера. Она спросила, не нужно ли Косте на работу, и, узнав, что он сегодня совершенно свободен, сказала, что приедет позже, около двенадцати, если, конечно, он не возражает.

Повесив трубку, Санников приуныл. Он как-то упустил из виду, что у Ларисы есть личная жизнь и, возможно, какие-то неприятности. Неспроста же у нее вчера были заплаканные глаза.

— Папа, — ворвался Константин к отцу, — я готов ехать.

— А как же Лариса?

— Она звонила, приедет к двенадцати. За это время я успею съездить к ее тетке.

* * *

Ангелина Павловна Туманова слыла в доме престарелых чудачкой. Об этом Санников догадался, пока разговаривал с людьми, разыскивая ее комнату. Там Ангелины Павловны не оказалось, и ему посоветовали поискать Туманову в парке. Пожилой мужчина, читавший на скамейке газету, указал в сторону небольшого пруда, где на берегу неподвижно стояла одинокая фигурка. Издали Туманова походила на титулованную особу. Особенное впечатление произвели на Константина пенсне Ангелины Павловны и маленькая книжка в сафьяновом переплете, явно старинная, висевшая у пояса на цепочке.

Однако после первых же произнесенных ею фраз флер таинственности и высокородности исчез. Взгляд у женщины был слишком горячий и нервный, с искрой легкого безумия. На Костю она смотрела недружелюбно.

Но странное впечатление, которое производила женщина, нисколько не обескуражило его, а, напротив, даже успокоило. Если тетя слегка с приветом, то нечего винить бедную девочку за то, что она не могла с ней ужиться. Санников, ничуть не тушуясь, представился Тумановой и сразу же перешел к делу. Он не нашел ничего лучшего, как сообщить женщине, что он близкий друг Ларисы.

— Так это ради тебя она сорвалась в Архангельск? — спросила Туманова, внимательно разглядывая Костю. — Машину твою видела и тебя — вскользь. Правда, было темновато, да и с четвертого этажа… Но ты мне показался тогда солиднее.

Костя изо всех сил пытался скрыть свое потрясение. Почему-то ему ни разу не пришла в голову простая мысль: у Ларисы есть близкий друг! Прав отец — он ослеп. Но развернуться теперь и уйти было бы странно, а потому Костя машинально произнес заранее подготовленную фразу:

— Возможно, мы скоро поженимся…

— Лариса мне ничего не говорила.

— Ну, это не странно. Вы ведь живете порознь.

Туманова молчала в ожидании продолжения и не сводила с собеседника тяжелого взгляда.

— Хотите прописаться на моей площади?

— Я, собственно, совсем не за этим… — растерялся от такого поворота Санников.

— Возражать не стану, прописывайтесь, — неожиданно прервала его Туманова и, не оглядываясь, пошла в сторону дома.

Костя пожал плечами и поспешил вслед за ней.

— Я живу с отцом в большой квартире, и мы не покушаемся на вашу жилплощадь, — сказал он ей в спину.

— Тогда что вам нужно? — резко обернулась Ангелина Павловна.

— Почему вы ушли из дома?

— Это не ваше дело, — отрезала Туманова.

— Лариса считает себя виноватой, и я…

— Ее вины здесь нет, — перебила его Ангелина Павловна. — Дети за своих родителей не в ответе, — прибавила она с раздражением.

— Но ведь у Ларисы нет родителей.

— Вы так считаете? — зловеще улыбнулась женщина.

— А разве….

Но Туманова уже снова уходила от него. Неприятная манера разговаривать была у этой женщины. То перебивает на полуслове, то, не договорив, разворачивается и уходит. Пока он стоял, размышляя, последовать за ней или считать беседу оконченной, Туманова вернулась и, приблизившись к нему почти вплотную, выдохнула ему в лицо:

— Бегите от нее, пока не поздно.

— Вы хотите меня испугать? — удивился Костя.

— У девочки плохие гены, — произнесла Туманова вкрадчиво после многозначительной паузы. — Что вы будете делать с этим?

— Ее родители пили? Болели чем-нибудь? Или у них просто был дурной характер?

— Не пили. Не болели. Но было бы гораздо лучше, если бы они и пили, и болели… — снова неприятно улыбнулась Туманова.

— Что же с ними было не так? — безнадежно спросил Костя.

— Если не побережетесь, скоро узнаете.