Исповедь

Так вот растут и умножаются порождения вод. Обрати опять-таки внимание всякий, кто это читает, на следующее: вот фраза из Писания в единственной ее форме: «в начале Бог создал небо и землю». Разве не многообразно понимают ее (ложь и заблуждение я не принимаю в расчет), разумея ее по-разному, но правильно? Так растут и умножаются поколения человеческие![991]

37. Если мы будем думать о природе вещей, не прибегая к аллегориям, то слова «Растите и множитесь» подойдут ко всему, что рождается из семени. Если мы поймем их в переносном смысле – я думаю, что скорее он и был целью Писания, недаром же уделяет оно это благословение только морским животным и людям, – мы найдем «множества» среди существ духовных и телесных – их обозначают «небо и земля»; среди праведников и грешников они обозначены как «свет и тьма»; среди святых писателей, показавших нам свет, это твердь, которую укрепил Ты между водой внизу и водой вверху; в горьком общении с людьми – вот море; в рвении благочестивых душ – они «сухая земля»; в трудах милосердия, исполненных в этой жизни, они обозначены как «посевы и плодоносные деревья»; в духовных дарах, обнаружившихся нам на благо, – вот «светила небесные»; в страстях, обузданных умеренностью, – вот «душа живая».

Во всем этом обнаружим мы увеличение, избыток и прирост, но этот рост и умножение таковы, что только в мире чувственных образов и умопостигаемых явлений можно об одном и том же рассказать на тысячу ладов и одно-единственное положение на тысячу ладов понять.

Под порождением вод мы понимаем чувственные образы, необходимые для людей глубоко плотских; под порождением людским – мысленные представления, рожденные плодовитым разумом.

Поэтому, думаем мы, и сказано Тобою, Господи, тем и другим: «растите и множитесь». Я полагаю, что в этом благословении дарованы нам способность и сила многообразно выражать постигнутое в единой форме и многообразно понимать единообразно выраженное темное место[992]. Так «наполняются морские воды» и приходят в волнение от разных толкований[993]; так и земля наполняется порождениями людей; сухость ее обнаруживается в рвении к знанию[994], и владычествует над ней разум[995].

XXV

38. Хочу еще рассказать, Господи Боже мой, в чем убеждают меня следующие страницы Твоего Писания. Говорить буду безбоязненно и скажу правду, ибо Ты внушил мне сказать то, что пожелал Ты выразить этими словами. Верю, что правду я говорю только по внушению Твоему, ибо Ты один «Истина», а «всякий человек – ложь»[996]. Поэтому «тот, кто говорит ложь, свое говорит»[997], чтобы сказать правду, мне надо говорить Твое.

Вот дал Ты нам «в еду всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, которое имеет плод, сеющий семя»[998],– и не только нам, но и всем птицам небесным и животным земным и змеям, рыбам же и морским чудовищам не дал.

Мы говорим, что эти земные плоды представляют аллегорически дела милосердия, которые в житейских нуждах подает земля плодоносная: такою землей был благочестивый Онисифор, дому которого даровал Ты милость: «часто покоил он» Твоего Павла «и не стыдился уз его». То же делали и «братья», взрастившие богатую жатву: «восполнили недостаток его, придя из Македонии». Жалуется он и на некоторые деревья, не принесшие ему должного плода: «при первой моей защите никого не было со мной; все меня оставили. Да не вменится им»![999] «Эти «плоды» надлежит приносить тем, кто преподает нам разумное учение, помогая понять Божественные тайны; эти «плоды» надлежит приносить им, как людям. Надлежит и как тем, кто предлагает себя душе живой, как пример для подражания во всяческой воздержанности. Надлежит, как птицам небесным за их благословения, которые распространяются по земле, ибо «по всей земле идет голос их»[1000].

XXVI

39. Питаются этой пищей те, кто радуется ей; те не радуются, «чей бог чрево»[1001]. И у тех, кто предлагает «плоды», они не в том, что они дают, а в чувстве, с которым дают.

Я вижу, чему радуется тот, кто служит Богу, а не своему чреву, вижу и поздравляю его. Он получил от филиппийцев то, что они послали через Эпафродита; я вижу, чему он радуется. А то, чему он радуется, и есть его пища, ибо правду говорит он: «я весьма возрадовался в Господе, что уже вновь пробились у вас ростки заботы обо мне; вы и прежде заботились, а потом вам это наскучило»[1002]. Филиппийцы зачахли в этой длительной скуке[1003], которая иссушила плоды добрых дел; апостол радуется тому, что пробились новые ростки их, – не за себя, не за то, что они помогли в его скудости. Он ведь продолжает: «говорю это не потому, что нуждаюсь, ибо я научился довольствоваться тем, что у меня есть. Умею жить и в бедности, умею и в изобилии; научился всему и во всем: быть в сытости и терпеть голод, быть в изобилии и в недостатке: всё могу в Том, Кто укрепляет меня»[1004].