Исповедь

1. Надежда моя от юности моей, где Ты был и куда удалился (Пс. 70, 5)? Разве не Ты сотворил меня, не Ты отличил от животных и сделал разумнее небесных птиц? А я ходил во мраке по скользким стезям (ср. Пс. 34, 6), я искал Тебя вне себя и не находил Бога сердца моего (Пс. 72, 26) и дошел до глубины морской (Пс. 67, 23), разуверившись и отчаявшись в том, что можно найти истину.

Ко мне приехала моя мать, сильная своим благочестием; она последовала за мной по суше и по морю, уповая на Тебя во всех опасностях. Во время бедствий на море она утешала самих моряков, которые обычно утешают путешественников, когда, незнакомые с морем, они приходят в смятение: она обещала им благополучное прибытие потому, что Ты обещал ей это в видении.

Она нашла меня в большой опасности, отыскать истину я отчаялся. От сообщения моего, что я уже не манихей, но и не православный христианин, она не преисполнилась радости будто от нечаянного известия: мое жалкое положение оставляло ее спокойной в этом отношении, она оплакивала меня, как умершего, но которого Ты должен воскресить; она представляла Тебе меня, как сына вдовы, лежавшего на смертном одре, которому Ты сказал: «Юноша! Тебе говорю, встань!» Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить, и отдал его Иисус матери его (Лк. 7,12–15). Поэтому сердце ее не затрепетало в бурном восторге, когда она услышала, что уже в значительной части совершилось то, о чем она ежедневно со слезами молилась Тебе; истины я еще не нашел, но от лжи уже ушел. Будучи уверена, что Ты, обещавший целиком исполнить ее молитвы, довершишь и остальное, она очень спокойно, с полной убежденностью ответила мне, что раньше, чем уйдет из этой жизни, увидит меня истинным христианином: она верит этому во Христе.

Только это и сказала она мне, Тебе же, Источник милосердия, воссылала еще чаще слезные молитвы, чтобы Ты ускорил помощь Свою и осветил потемки мои. Еще прилежнее ходила она в церковь и, не отрываясь, слушала Амвросия у источника воды, текущей в жизнь вечную (ср. Ин. 4,14). Она любила этого человека, как Ангела Божия. Узнав, что это он довел меня пока что до сомнений и колебаний, она уверенно ожидала, что я оправлюсь от болезни и стану здоров, пройдя через этот промежуточный и самый опасный час, который врачи называют критическим.

II

2. Однажды, по заведенному в Африке порядку, она принесла к могилам святых кашу, хлеб и чистое вино. Привратник[14] не принял их. Узнав, что это запрет епископа, она приняла его распоряжение так послушно и почтительно, что я сам удивился, как легко она стала осуждать собственный обычай, а не рассуждать о его запрете. Душа ее не лежала к выпивке, и любовь к вину не подстрекала ненавидеть истину, как это бывает с большинством мужчин и женщин, которых от трезвых напевов тошнит, как пьяниц от воды. Она приносила корзину с установленной едой, которую следовало сначала отведать, а потом раздать, а для себя оставляла только один маленький кубок, разведенный водой по ее трезвенному вкусу. Из него и отпивала она в знак уважения к обычаю; если надобно было таким же образом почтить память многих почивших, то она обносила этот самый кубок по всем могилам. Понемногу прихлебывая не только очень жидкое, но и очень теплое вино, она принимала, таким образом, участие в общей трапезе, ища в ней благочестивого служения, а не наслаждения.

Итак, узнав, что славный проповедник и страж благочестия запретил этот обычай даже тем, кто трезвенно справлял его, – не надо давать пьяницам случая напиваться до бесчувствия, кроме того, эти своеобразные поминки очень напоминали языческое суеверие, – мать моя очень охотно отказалась от него: она выучилась приносить к могилам мучеников вместо корзины, полной земных плодов, сердце, полное чистых обетов, и оделять бедных в меру своих средств. Там причащались Тела Господня, ведь, подражая страстям Господа, принесли себя в жертву и получили венец мученики.

Мне кажется, однако, Господи Боже мой, – и сердце мое в этом открыто перед Тобой, – мать моя, может быть, не так легко согласилась бы отвергнуть эту привычку, если бы запрет наложил другой человек, которого она любила бы не так, как Амвросия, которого любила чрезвычайно за мое спасение. Он же любил ее за благочестивый образ жизни, за усердие, с которым она неизменно посещала церковь, пламенея духом (ср. Рим. 12,11) к добрым делам. У него часто при встрече со мной вырывались похвалы ей, и он поздравлял меня с тем, что у меня такая мать. Он не знал, что у нее за сын, сын, который во всем сомневался и считал, что невозможно найти путь жизни (Пс. 15, 11).

III