Исповедь

Зимой 1859 года его приковал к постели туберкулез — он не только не может заниматься партийными делами, но и свои?.; ремеслом — ему буквально не на что кормить семью. Узнав об этом, Маркс торопится оказать «некоторую помощь» товарищу — закладывает последнее «свободное» платье жены… Лечение идет не так эффективно, как хотелось бы, Эккариус не может не поделиться с Марксом печальными мыслями и чувствами после решительных объяснений с доктором. Итак, с портняжничеством покончено, физическое состояние таково, что он не сможет больше этим заниматься. Врач признался в своем бессилии, единственная надежда на перемену воздуха… Не раздумывая, Маркс приглашает Эккариуса к себе, снимает для него неподалеку приличное помещение, зовет столоваться в свой дом. Дело пошло на поправку, то ли сказалась «перемена воздуха», то ли заботливый уход. Через некоторое время Маркс уже может сообщить Энгельсу в Манчестер: «Эккариус, который вот уже третью неделю живет через несколько домов от меня, чувствует себя хорошо…» Пройдет время еще, и Эккариус станет «снова работоспособен». Тогда Маркс попросит Энгельса устроить его у портного в Манчестере. «Деньги, чтобы переправить его с семьей, мы достанем здесь», — заметил он и далее, после оговорки «должен тебя предупредить», с чисто житейской простотой делится своими наблюдениями, в общем-то далеко отстоящими от его научных исканий.

— Что касается его, то должен тебя предупредить: по-моему, у него заболевание спинного мозга. Его жена — отвратительное существо: странное смешение претензий на респектабельность (дочь церковного старосты) и ирландства. Хозяйство она ведет неряшливо. У него самого нет никакой энергии, никакой активности, особенно с того времени, как усилилась болезнь. Поэтому необходимо, чтобы он сразу, по приезде в Манчестер, не избаловался. Он нуждается во внешнем принуждении, особенно для того, чтобы и она себе не создавала никаких иллюзий…

В этой житейской простоте ни грана филантропии.

Эта откровенность продиктована мудрой взыскательностью. И тем обиднее, что столь необходимые предостережения остались тщетными. Супруги Эккариус не могут пересилить своей инерции. Минует год, два… Осенью 1862-го умирают трое их детей, и Маркс, сам сидевший в буквальном смысле слова без гроша, устраивает среди близких друзей сбор денег…

Тюрингский портной и гениальный сын Трира были одногодками. Оба жили в изгнании, оба страдали от лишений, нужды и недугов. Но Маркс всегда считал себя обязанным преодолевать невзгоды и заботиться о товарище, поддерживать его угасающие силы. Даже, когда тот «заболевает» (уже неопасным для здоровья) «бакунизмом», или защищает раскольников в Генсовете, или шлет «обрывающие дружбу» письма, Маркс не поступается ни долгом друга, ни обязанностями революционного вождя. Он остается заботливым, терпеливым и взыскательным. «Ты, по-видимому, вообразил, что когда делаешь промахи, то тебе должны говорить комплименты, а не правду, как и всякому другому… — по-товарищески журит Маркс Эккариуса, когда им было уже порядком за пятьдесят. — Не думай, что твои старые личные и партийные друзья, если они считают своим долгом выступить против твоих капризов, относятся или будут относиться к тебе из-за этого хуже…»

Прочность и естественность отношений Маркса с людьми самого широкого круга зиждутся на его глубочайшем демократизме. Эта черта кажется таким же органическим свойством, как дар речи, потребность мыслить. Хорошо сознавая, как беспощадно мнет и трансформирует человеческую психику пресс классовых предрассудков и социальных условностей, он всегда бдительно чуток к любым проявлениям чванства или кичливости, превосходства или небрежения. В общении с друзьями, товарищами он не может не уловить, не заметить даже случайно оброненное словцо о «благородных» семьях или «цивилизованном» обществе, или «черной» крови, или «низших» классах; ему откровенно антипатичны люди, хоть в малейшей степени озабоченные своей социальной амбицией.