Исповедь

Через год после ганноверской встречи в переписке с Кугельманом возникнет разговор о женском вопросе, о женском участии в рабочем движении. Для Маркса тут нет сомнений. Он подчеркивает: «Великие общественные перевороты невозможны без женского фермента». Напомнит с улыбкой, что, мол, и в Генеральный совет Интернационала теперь уже избираются дамы — пример тому богоб. орствующая госпожа Ло. Надо только, чтобы в самом рабочем движении не проявлялось «узости взглядов» на этот вопрос, как у педантичных англичан и галантных французов; да и сам «женский фермент» должен обладать необходимой чистотой и жизненной силой.

Много лет спустя, когда возникнут эмансипационные наслоения и всякие «истерические полуночные бдения буржуазок и мещанских карьеристок» будут выдавать за последнее слово в решении женского вопроса, Энгельс решительно будет отстаивать Марксову точку зрения, выступать против «какого-либо особого женского движения», за то, чтобы оно составляло «просто женскую сторону рабочего движения». Подлинное раскрепощение женщины, истинно гуманное решение женского вопроса, как подчеркивал Энгельс от лица коммунистов, осуществится тогда, «когда мы придем к власти».

Ваш любимый цветок — ЛАВР

Строго говоря, Маркс в отличие от женского большинства своей семьи дал не совсем точный ответ на этот вопрос анкеты. Если все действительно говорят о цветах: Женни-матери и Лауре нравятся розы, Женни-дочери — лилии, а младшей Элли — вообще «все цветы», то Маркс ведь называет (воспользуемся лексикой ботаников) «вечнозеленое дерево семейства лавровых». Не случайная ли оговорка?

В комментариях к одному очень солидному труду с полной определенностью утверждается, что тут вообще не нужно искать отношения к цветам, что слово «лавр» — это, мол, намек на имя второй дочери; что-де в сонетах Петрарки Лаура и лавр традиционно связанные образы… Но отношение к любимому имени Маркс может выразить в той же анкете без всяких намеков, собственно, это он и демонстрирует двумя строчками ниже. Кроме того, существует еще один «контрольный вариант» — залтбоммельский вариант ответов. Кузине Нанетте «любимым цветком» он называет дафне — тоже, собственно, не цветок, а кустарник, волчеягодник. Обратим, кстати, внимание на характер и этого творения природы.

Судя по всему, Маркс относится к цветам без всякого трепета душевного, не то^то его друг Гейне. К слову, и в оранжереях юной поэтической музы Маркса для них не нашлось традиционно почетного места. Нет, он вовсе не страдал каким-то душевным дальтонизмом — в его строках достаточно колоритного многоцветья и тончайших ароматов; он просто иными символами выражал свою свободную от сантиментов натуру: волчеягодник, лавр…

Лавр для него, безусловно, символизирует победу, напоминает древний обычай эллинов и латинян венчать триумф поэтического или ораторского искусства. И если уж в связи с лавром он и напоминает в своих записках имя великого Петрарки, то как раз по поводу того, что «Петрарка был коронован в Капитолии в Риме как король всех образованных людей и поэтов: в присутствии большой толпы народа сенатор республики увенчал его лавровым венком».

Ваш любимый цвет — КРАСНЫЙ

Он избирает цвет жизненного созидания, цвет борьбы, цвет пролетарского знамени. И вся жизнь его — как рдеющий кумач, как жаркое алое пламя. Уже в середине прошлого века в Европе его величают «красным доктором». Когда и как возникло это имя, призывно побуждающее борцов-пролетариев и слепящее ненавистью и страхом властителей, паразитов, мещан? Может, с первых натисков революционной науки, таранящей «капиталовы твердыни»; может, с того момента, как открылось миру: призрак коммунизма бродит по Европе; а может, с того майского дня 49-го, когда он бросил в лицо прусской полицейщины свой 301-й красный номер «Новой Рейнской газеты».

…Мощная революционная волна у порога 1848 года. Консолидируются силы борьбы. Вокруг ядра Союза коммунистов из общин, секций и новых волонтеров сплачивается боевой отряд немецкой «коммунистической партии». Энгельс: «У этого незначительного боевого отряда был в лице Маркса первоклассный вождь… которому все охотно подчинялись, и была благодаря ему принципиальная и тактическая программа, сохраняющая все свое значение и теперь, — «Коммунистический манифест».

Пробуждающиеся пролетарские силы выступают на крайнем левом крыле буржуазной революции, они нуждаются в обретении своих прав и свобод, в классовом объединении и просвещении, немецкому пролетариату требуется знамя демократии — таким знаменем может стать массовая политическая газета.

Энгельс: «Когда мы приехали в Кёльн, там демократами, а отчасти и коммунистами, уже велась подготовка к созданию большой газеты. Ее хотели сделать узкоместной, кёльнской, а нас сослать в Берлин. Но мы в 24 часа, главным образом благодаря Марксу, завоевали позиции; газета стала нашей…»