Исповедь

Он мог, сказав "в начале", думать: "в самом начале творения"; мог хотеть, чтобы "земля и небо" были поняты в этом месте не как природа, и духовная и телесная, уже получившая форму и завершение, а как некое еще бесформенное начало той и другой. Я вижу, что оба эти толкования могут быть верными, но что именно имел в виду Моисей, когда писал эти слова, я не вижу с той же ясностью. Для меня несомненно одно: такое ли толкование или какое другое, мною не усмотренное, представлялось уму этого великого человека, когда он произносил эти слова, но он видел истину и возвестил ее подобающим образом.

XXV.

34. Пусть же никто не надоедает мне, говоря: "Моисей думал не так, как ты говоришь; он думал так, как я говорю". Если бы мне сказали: "откуда ты знаешь, что Моисей думал именно так, как ты толкуешь его слова?", то я бы обязан был спокойно это выслушать; я бы ответил, может быть, так же, как ответил выше, и даже несколько пространнее, если бы собеседник сдался не сразу. Но когда мне говорят: "он думал не так, как ты говоришь, а как я говорю", признавая при этом, что и мои слова правильны - о Жизнь бедных, Боже мой, в чьем лоне нет противоречий, пролей дождем в мое сердце кротость, чтобы терпеливо переносить мне таких людей. Они говорят со мной так не потому, что вдохновлены свыше и увидели в сердце слуги Твоего то, что говорят, а потому, что они гордецы; они не знают мысли Моисея, они любят свою собственную и не потому, что она истинна, а потому, что она их собственная. Иначе они бы в равной степени любили и чужую, истинную мысль, как я люблю слова их, когда они говорят истину, - люблю не потому, что это их слова, а потому, что это истина, а раз это истина, то она уже не их собственность. Если бы они любили слова свои, потому что в них истина, слова эти стали бы достоянием их и моим, ибо истиной сообща владеют все, кто любит истину.

Их же утверждение, что Моисей думал не так, как я говорю, а как они говорят, я отвергаю, оно мне противно, даже если это и так: эта смелость не от знания, а от дерзости; его породило не видение, а спесь. Потому, Господи, и надлежит трепетать пред судом Твоим: истина Твоя принадлежит не мне или еще кому-то, а всем вам, кого Ты призываешь к открытому общению в ней. И грозно предупреждение Твое: не держать ее, как собственность, чтобы не лишиться ее. Всякий требующий только себе то, что Тобою предложено всем, желающий сделать своим то, что принадлежит всем, бывает отогнан от общего достояния к своему, т. е. от истины ко лжи, ибо кто "говорит ложь, говорит свое".

35. Прислушайся, самый добрый Судья, Боже, сама Истина, прислушайся, что я скажу этому спорщику, прислушайся; я говорю ведь пред Тобой и перед братьями моими, которые "законно пользуются законом", завершая его в любви. Прислушайся и посмотри, угодно ли Тебе, что я ему скажу.

Я обращу к нему слово братское и мирное: "если мы оба видим, что то, что ты говоришь, истина, и оба видим, что то, что я говорю - истина, то где, скажи, пожалуйста, мы ее видим? Разумеется, ни я в тебе, ни ты во мне, но оба в той неизменной Истине, которая выше нашего разума. Если мы не спорим об этом свете, исходящем от Господа Бога нашего, зачем спорить нам о мыслях ближнего, если мы не можем видеть их так, как видим неизменную истину. Если бы сам Моисей явился нам и сказал: "вот что я думал", то ведь мы не увидели бы его мысли, а поверили бы ему. Поэтому "не сверх того, что написано, и не надо одному превозноситься перед другим". Возлюбим "Господа Бога нашего всем сердцем, всей душой и всем разумением нашим и ближнего нашего, как самого себя". Ради этих двух заповедей любви Моисей передумал всё передуманное им в этих книгах. Если мы ему не поверим, то мы сделаем лжецом Господа, предположив у раба Его намерения иные, чем те, в которых наставил его Господь. Посмотри же, как глупо при таком обилии бесспорно истинных мыслей, которые можно извлечь из этих писаний, безрассудно утверждать, что именно было главной мыслью Моисея, и опасными спорами оскорблять самое любовь, во имя которой все сказано тем, чьи слова мы пытаемся объяснить!

XXVI.