Исповедь

ИОНАС и АДОЛЬФ. Нет, не вернемся.

ИДА. И занавес опустят?

ИОНАС и АДОЛЬФ. Сейчас опустят.

ИДА. Так надо же попрощаться с детьми, а то ведь невежливо.

ИОНАС и АДОЛЬФ. Попрощаемся.

(Выходят на авансцену все трое. К публике.)

ИДА, ИОНАС и АДОЛЬФ.

Волшебную сказку, вам, маленьким детям,
Оставил в подарок великий поэт.
На ласку поэта мы лаской ответим,
Пошлем его памяти нежный привет.

Из Дании родом, любил он малюток,

И звали его Христиан Андерсен.
Он много оставил рассказов и шуток,
Забавных историй, затейливых сцен.

Причудливой сказки цветные узоры

Для вас развернем мы еще и не раз.
А нас не судите: мы только актеры,
Простите, прощайте и помните нас.

(Занавес)

СУДЬБА

АВТОБИОГРАФИЯ [67]

Начата 23.04.1921 г. окончена в 1927 г.

I

Родилась в Петербурге 31 марта 1887 года. Небогатая дворянская семья. Много традиций, мечтаний о прошлом и беспомощность в настоящем. Мать по отцу украинка, и тип и лицо — все от нее — внешнее. Отец по матери — швед. Очень замкнутый мечтатель, неудачник, учитель средней школы, рано умерший от чахотки.

Была сестра, немного старше. Рано, 24 лет, умерла. Очень трагично. Впечатление на всю жизнь.

Есть брат — старший.

Я — младшая, очень, очень болезненная, с 7 до 16 лет почти все время лежала — туберкулез и костей, и легких. Всё до сих пор, до сих пор хромаю, потому что болит нога.

Больше всего могу сказать сейчас о своем детстве и о любимых поэтах.

Мое детство все связано с Медным всадником, Сфинксом на Неве и Казанским собором.

Я росла одна, потому что я младшая и потому, что до 16 лет я была всегда больна мучительными болезнями, месяцами державшими меня в забытьи.

Мое первое воспоминание о жизни: возвращение к жизни после многочасового обморока — наклоненное лицо мамы с янтарными глазами и колокольный звон. Мне было 7 лет. Все, что было до 7 лет я забыла. На дворе август с желтыми листьями и красными яблоками. Какое сладостное чувство земной неволи!

А потом долгие годы… Я прикована к кровати и больше всего полюбила длинные ночи и красную лампадку у Божьей Матери Всех Скорбящих. А бабушка заставляла ночью целовать образ Целителя Пантелеймона и говорить: «Младенец Пантелей, исцели младенца Елисавету». И я думала, что если мы оба младенцы, то он лучше меня поймет.

А когда вставала, то почти не могла ходить (и с тех пор немного хромаю) и долго лежала у камина, а моя сестра читала мне сказку Андерсена про Морскую Царевну, которой тоже было больно ступать. И с тех пор, когда я иду и мне больно, я всегда невольно думаю о Морской Царевне и радуюсь, что я не немая.

Люди, которых воспитывали болезни, они совсем иные, совсем особенные. Мне кажется, что с 18 лет я пошла по пыльным дорогам жизни, и постепенно утрачивалось мое темное видение, и вот сейчас я ничего не знаю, но только что-то слышу, а им все кажется, что у меня открыты глаза.

И мне хочется, чтобы кто-нибудь стал моим зеркалом и показал меня мне самой хоть на одно мгновение. Мне тяжело нести свою душу.

В детстве я больше всего любила сказки Кота Мурлыки, особенно «Милую Нолли». Я уже давно не читала их, но трепет до сих пор.

А потом любила Гофмана.

Я никогда не любила и не буду любить Брюсова, но прошла через Бальмонта и также через Уайльда и Поисманса, и мне близок был путь Дюрталя.

В детстве, лет 14–15, я мечтала стать святой и радовалась тому, что я больна темными, неведомыми недугами и близка к смерти. Я целых десять месяцев была погружена во мрак, я была слепой. Мне было 9 лет. Я совсем не боялась и не боюсь смерти, я 7 лет хотела умереть, чтобы посмотреть Бога и Дьявола. И это осталось до сих пор. Тот мир для меня бесконечно привлекателен. Мне кажется, что вся ложь моей жизни превратится в правду, и там, оттуда, я сумею любить так, как хочу.

Но я хочу задолго знать, что мне предстоит радость этого перехода, готовиться к нему…

А мне грозит мгновенная и неожиданная смерть.

От детства я сохранила облик «Рыцаря Печального Образа» — самого прекрасного рыцаря для меня — Дон Кихота. Он один во всей толпе прекрасен, потому что он не боится преувеличений и он один видит красоту. С детства он мой любимый герой, и я хотела написать «Венок»: «Мои герои» — венцом их был бы Дон Кихот.

И еще, мой любимый образ — я давно его ношу, но не смею о нем писать — Прекрасная Дама — Дульцинея Тобосская.