Исповедь

Мне захотелось тебя обнять, желание было настолько сильным, что я не смог ему противостоять. Я притянул тебя к себе, а ты не сопротивлялась, обвив мою шею своими руками. А я крепко обхватил своими руками твою талию.

– Прости меня, просто, когда я увидел тебя с ним, такая злость меня взяла, что еле сдержался чтоб не врезать ему, – сказал я искренне. Я вообще первый раз был по-настоящему искренний и говорил то, что творилось в моей душе.

Ты медленно отстранила меня от себя. Посмотрев мне прямо в глаза, в которых я увидел нежность и любовь. В моем сердце то же что-то происходило неподвластное мне, оно дрогнуло от этого взгляда. Мне захотелось прикоснуться к твоим губам, но ты отодвинула меня и отвернулась.

– Я не хочу в тебя влюбляться, – сказала ты мне. – Я знаю, Светлана мне рассказала, как ты говорил, что через неделю я буду твоей.

– Но это было тогда, я и сам не понял, как в тебя влюбился, – и сам же вздрогнул от своих же слов. Я вдруг понял, что в этот момент говорило мое сердце, а не мой разум.

– Хороню, но я хочу еще немножко подождать, хочу быть уверена в твоих чувствах полностью.

– Я буду ждать тебя, сколько потребуется, – сказал я, пытаясь включить в себе цинизм.

– А сейчас мне пора домой. Скажи, ты хочешь с нами пойти на спектакль?

– Да.

– Тогда заезжай за нами в шесть. И приготовься, сегодня я познакомлю тебя с моей мамой, – улыбнулась ты.

Я проводил тебя до дома. В моей голове блуждали бессознательные мысли. Влюбляться в тебя в мои планы не входило. Мое сегодняшнее состояние мне совсем не нравилось. Надо поскорее со всем этим заканчивать.

7

Вечером, как и договаривались, я заехал за вами, чтоб отвезти в театр. Ждать себя вы не заставили, мигом выйдя из дома. Вам не терпелось поскорее увидеть творение вашего драгоценного Лёнечки, так называла его твоя мама.

Твоя мама была очень интересной женщиной, такой статной и серьезной. Ее стрижка была похожа на мальчишечью, но при этом очень модную и стильную, подходящую к ее аристократическим чертам лица. Она села рядом со мной, на переднее сидение. Бесцеремонная женщина, честно говоря:

– Елена Анатольевна, – представилась она мне.

– Очень приятно, Митя, – ответил я.

– Значит Дмитрий?

– Митрофан.

– О! Какое интересное старинное имя. Не часто такое можно услышать среди современной молодежи.

Мы перестегнули ремни и тронулись.

– Митя, остановите машину около цветочного киоска, надо цветы купить для Ленечки. А вы коллеги по работе с моей дочерью? Я рада, что еще остались молодые люди, в наше время, которые тянутся к искусству. А то, знаете, сейчас какая молодежь пошла, одни клубы на уме, а про духовное развитие они совсем забывают, обидно.

– Не мы такие, жизнь такая, как говорил один из героев современного кино, – сказал я, пытаясь защитить свой образ жизни о котором Елена Анатольевна, по-видимому, еще не догадывалась.

– Нет, молодой человек, – с ухмылкой сказала Елена Анатольевна, – жизнь она во все времена одинаковая. Думаете, в годы моего взросления не было дискотек и танцполов? Были. Просто люди воспитаны были поколением, прошедшим войну, голод и потери. Поколением, которое на себе испытало все ужасы лагерей и репрессий. Лизина бабушка, по отцовской линии, рассказывала мне однажды историю, как ее, свинарку восемнадцатилетнюю под дулом пистолета несколько часов местный комиссар держал. А знаете за что? В те времена строго каралось, если у свинарки, ее «подопечные» умирали. Конечно не тюрьмой, но премии лишали, а зарплаты были мизерными, и прожить на те копейки было практически невозможно. Так вот, родившихся поросят у свиньи могло быть больше, чем сосков у свиноматки. В итоге, накормить все свое потомство она не в состоянии и те поросята, которым не досталось молоко, умирают в течении двух-трех дней. Что делали свинарки, чтоб не лишиться премии, они сжигали новорожденных поросят в печке. Новорожденные поросята, сгорали за секунды и пепла не оставалось. Да, да, Лизок, не надо корчить нос, я б посмотрела на тебя, если б твои дети голодными сидели, поступила бы ты иначе, это еще вопрос. Так поступала и твоя бабушка, у которой на плечах были два младших брата и сестра, которые еще учились и были у нее на иждивении. Один комиссар, проходивший мимо, увидел как она трех новорожденных поросят в печку бросает, да и забрал ее в комиссариат, да там под дулам пистолета несколько часов держал для того, чтоб она признание подписала, а бабушка твоя была не из робких, мужественно стояла до конца. А тот комиссар все в висок ей пистолетом тыкал, да угрожал расправой, если она не сознается. Преступлением было в те советские временна своевольно лишать советский народ «куска хлеба», товарищи председатели, да товарищи начальники не хотели понимать, что эти вот лишние поросята и так умрут, не сможет мать их выкормить. Пусть и стойкая была твоя бабушка, Лизок, но все же девушка, молодая и неопытная. От неизвестности, страха и ужаса в жилах стыла кровь, да и за братьев с сестрой переживала, ведь если она призналась бы, то тюрьма и звание «враг народа» были бы ей обеспечены.