Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги

— Так он все-таки уголовник?! — окончательно выпала в осадок Каверинская и даже подскочила с места. — Он сидит?!! Ты дура, что ль?!!

— А в чем проблема? — оскорбилась не на шутку Дашка. — Сидит, седьмой год уже, через три выйдет! Нечаянно в драке убил человека… А что тут такого?

— Та-ак, спокойно, Наташа, — пробормотала Ка-веринская себе под нос и проникновенно воззрилась на Дарью, умоляя взглядом одуматься. — Дашенька, вот давай поговорим спокойно, давай? А ну, иди дыхни! Ты трезвая? С тобой все в порядке? Дыхни, я говорю!

— У меня градусник есть! Может, у нее горячка? — включилась в любопытный разговор еще одна вышеописанная девица, верная жена гениального литератора, Маринка (дело было до ее встречи с редактором). — Ржу, не могу! Воды-ы! Дай погляжу фото жениха-то…

— Чья б корова мычала, а твоя б помалкивала! — пристыдила ее рассерженная Дашка. — На себя смотри! Альфонса кормишь, позорница! Так и знала, ничего вам нельзя сказать, завистницы чертовы!!!

Каверинская вздохнула, набрала в грудь воздуха и с новой силой выдала в аудиторию:

— Молчать!!! Чего разорались? Давайте спокойно обсудим, конструктивно и по существу, — примиряюще подняла она руку, призывая воительниц к тишине. — Дарья, я не хочу, чтоб ты жизнь себе покалечила, не хочу! Если есть толк с ним связываться, то и хрен с ним, а если нет, то не забивай себе голову. Расскажи, во-первых, за что он сидит? Во-вторых, с чего ты взяла, что его предложение серьезно? В конце концов, давайте чаю попьем, что ль…

— Да он ради передачек старается! — опять вклинилась Маринка. — И никто тебе не завидует!

Каверинская, на правах хозяйки, расставила чашки, достала ложки. Три девицы культурно и уютно устроились за кухонным столом. Первой взяла слово Дашка, новоиспеченная невеста:

— Наташа, я, конечно, тебя очень уважаю, — степенно и уважительно начала она. — И все мы уважаем, правда?

— Конечно, — серьезно кивнула Маринка. — Ты и постарше нас, и два образования имеешь…

— Девочки, песня ж не об этом, — улыбнулась польщенная Каверинская и залила в чашки кипяточку. — Даша, тебе не кажется странным, что он тебя замуж зовет? Зачем? Десять дней вы знакомы… Это абсурд, понимаешь?

Маринка согласно кивнула головой. Дашка тут же среагировала:

— Вот скажи, Марина, ты-то чего поддакиваешь? Ты ж содержишь Павлика своего! Он же дома штаны протирает, а ты тут… Разве это нормально?

— Ненормально, — согласилась Марина и удрученно вздохнула. — Но кому я нужна-то, проститутка? Кому?

— Вот! Вот то-то и оно, — щелкнула пальцами Дашка и вытаращила глаза. — Кому мы на фиг нужны? А мне — тридцать три уже! До сих пор никто не позарился почему-то, а мы с каждым днем все старше. И вообще, устала я, семью я хочу, ребенка, понимания! Скажи, Каверинская, скажи!

— Что говорить? Тут ты права, — у Наташи даже слезы в глазах блеснули. — Думаете, мне легко? Десять лет девочкой проработала, пока окончательно не истаскалась, семь лет мне мой дед мозги делает (она имела в виду своего немолодого, женатого любовника). Э-эх, тяжело одной, конечно, тяжело. Ни семьи не заимела, ни детишек… А думаете, мне не хочется? Очень хочется…

— Не расстраивайся, Наташечка, — всхлипнула Даша и погладила Каверинскую по плечу. — Вот видишь, ты ж понимаешь меня? Он хороший, правда. Он так семью хочет, детей… Вот освободится, вместе с ним жить будем, он работать пойдет.

— Дашка-а, — протянула Каверинская расчув-ствованно. — Это все хорошо ты говоришь, да не про этого уголовника… Не обижайся, но ведь врет он, врет! Тебе ж самой потом больней будет, вот этого и боюсь, родненькая…

— Правда, Даш, — тихо добавила Марина, и ее глаза тоже предательски заблестели. — Думаешь, много радости альфонса тянуть? Да противно это, унизительно! Сама себе вру, вру, а что толку? Сама небось понимаю все за себя. Не любит он меня, пользуется, а я терплю… Терплю, Дашка, потому как боюсь одиночества шибко…

— Девочки, но хочется ж счастья-то, покоя? — Дашка обхватила голову руками и снова всхлипнула. — Можно ж дать человеку шанс? Представьте, каково ему там, столько лет оторван от мира?

— В том-то и дело, — рассудительно сказала Ка-веринская и, не скрывая, смахнула скупую слезу. — Потом выходят они из тюрьмы-то, а работать нигде не могут, то не берут, то им непривычно… Они не приспособлены к жизни после отсидки-то… Пусть даже так, пусть не врет, согласна. Может, он и хочет жить нормально, но он не сможет! Не сможет!

— Ну а свадьба зачем? — развела руками Марина. — Выйдет, потом и распишетесь! Поедешь на зону, что ль, расписываться?

— Дык три года ему сидеть еще, — пожала плечами Дашка. — Дорого выйдут свидания, если не расписаться. Для жены — в пять раз дешевле. Только за роспись заплатить надо…

— Ну вот уже оплачивать надо, — горько усмехнулась Каверинская. — И я не удивлюсь, что он тебя просит оплатить «торжественную церемонию». Он будет сидеть там в «шоколаде», а ты в борделе на свиданки да на посылки ему зарабатывать будешь… Родители есть у него? Квартира есть? Он знает, где ты работаешь?