Исповедь без прощения

Адвокат Кульков присутствовал, сидел в двух шагах от своей подзащитной. Слушал, как она отвечает, не останавливал и не подсказывал, что говорить. Очевидно, его устраивало все.

Потом начались вопросы конкретные: как долго она находилась в доме Копатько, как долго они беседовали и в каких комнатах конкретно, пила ли она алкоголь и не страдала ли прежде провалами в памяти…

Этот вопрос удивил Дашу.

– Я, вообще-то, историк по образованию. Помню наизусть несколько тысяч дат: могу назвать не только год исторического события, но число и месяц. Я и проснувшись среди ночи могу назвать не только день, но и час, когда по ложному обвинению казнили воеводу Михаила Борисовича Шеина – героя обороны Смоленска… Помню год, месяц и день, когда его правнук, Алексей Семенович Шеин, в неполных тридцать семь лет стал первым русским генералиссимусом…

– Я и без ваших намеков догадался, что вы боярского рода, – прервал ее Карнаухов, – но ваша родословная и эрудиция, боярыня Шеина, к делу не относится! Я о другом: не было ли случаев, чтобы после принятия определенной дозы алкоголя вы на следующий день не помнили, что с вами было накануне…

– Я протестую, – воскликнул адвокат, – вопрос не имеет отношения к существу дела. Вы можете не отвечать, Дарья Александровна.

– Мне и нечего скрывать, – ответила Даша. – Не было таких случаев ни разу. Я вообще не пью, разве что бокал-другой шампанского по праздникам. Но пьяной не была никогда, как и никогда не курила. Я осуждаю вредные привычки.

– Ну, ладно, – согласился следователь, – будем считать, что вы ответили на мой вопрос. Только не надо нервничать, – вдруг с улыбкой добавил он. – А если хвастаться своими предками, то, к примеру, мой прадедушка был балтийским моряком, участвовал в революции и дружил с матросом Железняком…

– О котором из братьев вы говорите? – уточнила Даша. – Хотя это неважно, – оба Железняка после Октябрьского переворота были арестованы и приговорены к расстрелу за уличные грабежи и убийства. Но потом партия анархистов, к которой они принадлежали, походатайствовала за них, и смертную казнь заменили на общественное порицание. Анатолий Григорьевич больше не грабил, а вот брат его не смог удержаться и через несколько месяцев был расстрелян. Анатолий Григорьевич в июле восемнадцатого года разогнал в Москве Учредительное собрание – высший орган государства, после чего к власти пришли большевики. Правда, матрос Железняков, которого все упорно называют Железняком, требовал разгона Совнаркома, а потому после мятежа левых эсеров сбежал из Москвы. Потом он осуществил покушение на Подвойского, который, как вы знаете, арестовал Временное правительство. И хотя после взрыва поезда, организованного другом вашего прадеда, погибло много людей, однако Подвойский выжил, а Железнякова опять приговорили к смертной казни, но тут же амнистировали…

– Хватит мне лекции читать! – взорвался Карнаухов. – Мы здесь по другому поводу собрались. Мой дедушка – героический персонаж, я это и без вас хорошо знаю.

– Вообще-то, про вашего предка я ничего плохого и не говорила, я рассказывала о его приятеле – психически неуравновешенном анархисте.

– Я понял, – хмуро кивнул майор. – Но вернемся к нашим баранам. Вы показали, что ушли из дома господина Копатько по льду озера и через лес. Кто-нибудь может это подтвердить?

– Если бы я ушла через калитку, она осталась бы открытой. А насколько я поняла, к Копатько прибыли приглашенные им друзья и обнаружили дверь закрытой.

– Вот и я о том: зачем вам уходить по снегу, когда есть дорога?

– Владислав Петрович объяснил, что по дороге через поселок до трассы лишних полчаса. А я спешила. Подвезти он меня не мог, потому что был изрядно пьян…

– А может быть, к этому моменту он был изрядно мертв? Скажите, Дарья Александровна, вы прикасались к стоящим на столе предметам?

– Подумайте, прежде чем отвечать, – предостерег Леонид Сергеевич.

– Разумеется, что-то я трогала. Я держала в руке бокал, возможно, касалась тарелки или столовых приборов.

– И больше ничего? – вкрадчиво поинтересовался Карнаухов.

Даша задумалась. Про то, что Копатько к ней приставал и она ударила его подсвечником, Кульков говорить предостерегал, это могли использовать против девушки. Она осторожно ответила:

– Владислав Петрович зажигал свечи. На столе были еще подсвечники. Кажется, я пододвигала один из них.

– То есть у вас был романтический вечер при свечах?

– Нет, деловая встреча. Он начальник, я подчиненная, я против служебных романов. И если хозяин дома захотел зажечь свечи, я не могла с ним спорить. Может быть, у него традиция всегда при свечах обедать?

Карнаухов угрюмо молчал. Он записывал ее показания от руки. Закончив, поднял глаза и, оправдываясь, сказал:

– Есть компьютер, но мне как-то сподручнее по старинке. Если вдруг заставят переделать, то придется…

Даша пожала плечами – какое ей дело до того, как он ведет свою документацию?

А следователь вдруг наклонился вправо, как будто хотел заглянуть под стол, и спросил:

– Вы вчера в этих сапогах были?

– В этих, – подтвердила Даша.