Исповедь четырех

А так я померла понарошку: пришлось на время завязать с рок-н-роллом. (Слухи о моей смерти, явно преувеличенные, с душераздирающими деталями, долго еще циркулировали в кругах). Зато, как только стало можно, я начала путешествовать за границей, выступать на всяких смешных конференциях (до которых, бывало, добиралась автостопом, к восторгу и ужасу коллег) в роли ведущего специалиста по обэриутам, эксцентричной ученой дамы с загадочным прошлым. Песен не сочиняла, за гитару не бралась: молодость прошла, пора и честь знать. Энергию расходовала на составление книжек: перестроечные издательства наперебой заказывали обэриутов, и я подготовила штук двенадцать изданий… Напечатала несколько десятков филологических статей. Иногда я даже преподавала: в Литинституте один семестр читала спецкурс по обэриутам, потом в Культурологическом Лицее. В 94 году, заскучав, перевела знаменитый роман Джека Керуака „Бродяги Дхармы“. Тут-то, из глубины пятидесятых, от отцов-основателей, и подползли ко мне мои новые времена, и рухнул подточенный строгий режим».

Другими словами, филология и ошибочный муж остались позади, хлынули песни. Сначала на Арбате (ну это вы уже знаете), далее — везде.

Глава восьмая О творчестве или с головой в песке

Эпиграф:

«Когда молодой и глупый человек пишет песни, то это не интересно, а когда старый и глупый, то некоторым кажется, что они умные».

А. Герасимова.

И в этом месте передо мной предстает страшная действительность: мы совершенно не говорили с Умкой о ее творчестве. То есть я, получается, всю дорогу жалуюсь, как мне не о чем писать, и как у меня нет материала, и как жестокая Умка все не колется и уууу-ууу. А тут такой прокол. Оправдывает меня только одно: я правда не люблю списки фамилий и названий альбомов, то, во что обычно превращается разговор о творчестве. В таком-то году они записали альбом с таким названием и там играли такие-то музыканты (перечислить поименно) на таких-то инструментах (перечислить). Это происходило в этом месте (назвать), где писались еще они и они (поименно). Это было как раз до того, как в группе сменился состав музыкантов с этих на вот этих (по именам). А еще нужно указать, что без помощи гр-на X и гр-на У ничего бы не вышло. А они известны по… (назвать работы). Любой музыкант может скопировать данный текст, как рыбу своего пресс-релиза.

Поэтому главная мысль такая: Анна сызмальства писала песенки. Это у них в семье считалось обычным делом. Но как только услышала западный рок, прижухла, ибо любая музыка, кроме этой, для нее потеряла смысл.

Потом, уже когда ее окружали хиппи, Аня поняла, что народу просто нечего петь по-русски, а английского народ не знает. И она снова стала сочинять песни. Но при этом не предполагала совсем, что однажды выйдет, как большая, на сцену и оттуда будет петь людям. В 86 году Аня сломала палец на ноге, но умные врачи загипсовали ее до самого колена. Она разрезала гипс ножницами и, прихрамывая, поехала стопом в хипповый лагерь в Латвию. «Отчетливо помню, — говорит, — как я дохромала наконец до лагеря, уселась на хвою, тут же притащили гитару (в Москве и Питере меня уже знали), и я стала петь все, что успела насочинять».

Народ сбежался и признал в ней поэта и музыканта. Ее даже благодарили некоторыми подношениями, от которых у Ани началась аллергия, и она чуть не сдохла в кустах черники. А понимание того, что с ней и ее песнями происходит нечто важное, поселилось и не ушло. Одну за другой Аня сочиняла и записывала песни — с кем придется, на кассетный или бобинный магнитофон. Это творение гордо именовалось «магнитоальбом». Записи моментально размножались и раздавались друзьям. Через много лет можно было обнаружить копии копий ужасного качества в разных экзотических местах. Например, в Копенгагене. Аня успела записать 5 альбомов. Потом наступил семилетний перерыв — «на семейную жизнь и филологию». Потом перерыв закончился и Аня поняла, что без рок-н-ролла не жизнь. И на настоящий момент у нее 20 альбомов и 250 песен. Да нет, уже больше. В два раза, поправляет меня Аня.

Честно говоря, я терпеть не могу разговоры про творчество, если уж начистоту. И меня вот тоже, бывает, спрашивают, а как, мол, вы пишете песни, когда и зачем. Часто ли приходит вдохновение, когда чаще и можно ли его вызвать, ну, как духов путем столоверчения. Я уже давно не отвечаю правду, потому что, с одной стороны, люди хотят верить в чудеса, а с другой стороны, я тоже считаю, что пусть верят, ни к чему вскрывать кухню, волшебство пропадает. Что касается Умки, то сам процесс творчества, по ее словам, у нее происходит как у Зевса при рождении Афины. То есть посредством сильной головной боли с последующим выходом на поверхность новой сущности. Вот так она (Умка) это описывала в одном своем интервью: