Исповедь для Алисы

Маша... Зря Сашка привёл её в ту пятницу в бар. Извини, если это прозвучит грубо, но нечего бабе делать в пятницу вечером в баре с мужиками, если только она не барышня облегченного поведения. Даже если она пришла туда со своим парнем. И даже если один из мужиков в компании — на самом деле не мужик.

Но Маша напросилась с Саньком. Прилипла — возьми, мол, меня с собой, хочу познакомиться с твоими друзьями.

Какая она была? Думаю, её легко себе представить. Золотую копну волос как будто растрепал тёплый летний ветерок (это действительно был жаркий июльский вечер); длиной они были выше плеч, пышные и разбросанные в художественном беспорядке. Причёска, сделанная пылесосом, как выразилась бы какая-нибудь бабушка на лавочке. Но по-модному это, кажется, называется боб-каре. Очень небрежно взбитое волнами, одна сторона чуть длиннее другой, с небольшим удлинением к лицу. Не знаю, был ли на её волосах лак, или эти волны сами так держались; не очень я разбираюсь в хитростях дамских причёсок, сама предпочитаю стричься как можно короче. Но это выглядело... стильно, что ли. Особенно если ей этак резко обернуться на манер роковой красотки или звезды рекламных роликов про краску для волос. «Вы этого достойны», что-то типа того. И по-модному приоткрыть губы. Хотя я на самом деле не понимаю, какого рожна все эти модели фотографируются с приоткрытым ртом. Выглядит дебильно, честно говоря. Но Маше пошло бы даже это. Она была похожа на какую-то кинозвезду, не помню только, на какую. А может, и не похожа, просто у меня долбаное воображение.

Один её глаз иногда прикрывался прядями чуть наискосок, что придавало её взгляду какое-то сволочное лукавство. Сволочные искорки в глазах, прозрачных, как голубые бриллианты, как тропическая лазурь тёплого моря. О, художественные сравнения в ход пошли... Но я же говнописатель, мне простительно, да?

Она улыбалась игриво, приветливо и ласково всем: Димычу, Лёхе, мне. На мне она задержала особенно заинтересованный взгляд. Бесцеремонно так, что-то вроде: «А это у нас тут кто?» Видимо, пыталась понять, какого я пола.

— Привет, мальчики, — сказала она. Как шлюха, ей-богу, только пережёвывающих жвачку челюстей не хватало. И двинула бровью, уставившись на меня: — Мальчики же?

— Маш, познакомься, — торжественно-степенно произнёс Санёк. — Это Алексей. Это Дмитрий. А это Оля.

Меня, понятное дело, он оставил на десерт — как изюминку нашей компании. Ни черта я на самом деле не разбираюсь в этикете, да и плевать, в какую очередь меня представляют, пожимают руку и тому подобное. Пока он знакомил нас, Машины лазурные искорки благосклонно и дружелюбно обращались с одного лица на другое. Услышав моё имя, она посмотрела прямо мне в глаза — беззастенчиво, дерзко-ласково.

С чем бы сравнить её взгляд, чтоб понятно было, какое впечатление он производил? Вот представь, девушка на тебя всего лишь смотрит, а у тебя такое чувство, будто её горячий язык уже орудует у тебя во рту, а рука лезет тебе в трусы. Она смотрела бы так, даже если бы была одета, как Кейт Миддлтон, а рядом стояло всё королевское семейство. Наверно, она и на клиентов на работе так же смотрела. Или почти так. Нет, не в том самом смысле клиентов, конечно... Работа у неё была пристойная: она сидела в офисе, мило улыбалась и заключала договоры. Не знаю, может, и в работе ей эта фишка помогала — этот блядский взгляд. Гипнотизировала она им, что ли? Наверно, можно подписать что угодно, если на тебя так смотрят.

Деловая документация, все эти казённые обороты, канцелярские выражения — даже это из её уст звучало бы, как песня про секс.

Нет, она не вешалась никому на шею, не хохотала громко и развязно, не делала ножкой, как Шарон Стоун в «Основном инстинкте». Её колени были целомудренно сомкнуты, осанка — как у герцогини, движения изящных рук с хрупкими запястьями — как танец лебединых шей, «а уж речь-то говорит — словно реченька журчит».

Но даже если бы она чопорно разливала чай каким-нибудь высокопоставленным гостям на английском званом ужине, затянутая в респектабельный футляр великосветского наряда, её глаза оставались бы такими же бесстыжими. В них не было свинцового цинизма, рабочей усталости и наигранной ласки, как у девочек-профессионалок. Это был совершенно искренний огонь, и била она им без промаха.