Исповедь экономического убийцы

То, что он предложил, было совершенно неожиданным. Его слова одновременно и шокировали, и заинтересовали меня. Это, безусловно, не соответствовало всему, чему учили меня в колледже и в МЕЙН. Он, конечно, знал, что игра в иностранные займы — обман и мошенничество. Не знать этого он не мог. Эта игра велась для того, чтобы сделать богатым его, а на страну накинуть долговую удавку. Она велась, чтобы Панама навсегда была обязанной Соединенным Штатам и корпоратократии. Она велась, чтобы удержать Латинскую Америку на пути Замысла Провидения и в подчинении у Вашингтона и Уолл–стрит. Он наверняка знал, что система основывалась на предположении, что все стоящие у власти продажны и что его решение не использовать систему для своей собственной выгоды будет воспринято как угроза — новая форма домино, которая может запустить цепную реакцию и в конечном итоге обрушить всю систему.

Я посмотрел через кофейный столик на этого человека, который, безусловно, понимал, что Канал давал ему особую, уникальную силу. И это делало его положение непрочным, шатким. Ему надо было соблюдать осторожность. Он уже завоевал себе репутацию лидера среди лидеров развивающихся государств. Если он, как его герой Арбенс, был намерен противостоять системе, за этим будет наблюдать весь мир. Как будет реагировать сама система? В частности, какова будет реакция правительства США? История Латинской Америки усеяна телами павших героев.

Я осознавал, что смотрю на человека, который поставил под вопрос все придуманные мною оправдания моих действий. Конечно, у него были свои недостатки, но ведь он не был пиратом, это не Генри Морган или Фрэнсис Дрейк, хулиганы–авантюристы, которые использовали каперские свидетельства от английских королей как прикрытие для узаконивания пиратства. Картинка на рекламном щите вовсе не была обычным политическим жульничеством. «Идеал Омара — свобода; еще не изобретена ракета, которая может убить идею!» Разве Том Пейн не говорил что–то похожее?

Это заставило меня задуматься. Возможно, идеи не умирают, ну а как насчет людей? Че, Арбенс, Альенде. И сразу возник следующий вопрос: как я буду реагировать, если Торрихосу навяжут роль мученика?

К тому времени, когда мне пора было уходить, мы оба понимали, что МЕЙН получит контракт на разработку генерального плана, а я прослежу за тем, чтобы указание Торрихоса было выполнено.

Глава 14. ВСТУПАЯ В НОВЫЙ, ЗЛОВЕЩИЙ ПЕРИОД ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

Как главный экономист, я не только руководил отделом в МЕЙН и отвечал за исследования, проводимые нами в разных странах мира. Предполагалось, что я должен был разбираться во всех существующих экономических течениях и теориях. Начало 1970–х годов было временем великих перемен в мировой экономике.

В 1960–х годах группа стран сформировала ОПЕК, картель нефтедобывающих государств. Этот шаг был в значительной степени ответом на рост могущества крупных нефтеперерабатывающих компаний. Происшедшее в Иране также было одной из важнейших причин. Хотя шах был обязан своим положением и, возможно, жизнью тайной интервенции Соединенных Штатов во времена борьбы с Моссадыком — а возможно, как раз поэтому, шах был абсолютно уверен, что точно так же его самого могут убрать в любое время. Главы других нефтедобывающих государств тоже знали об этом и о связанной с этим болезненной подозрительности. Им также было известно, что крупнейшие нефтеперерабатывающие компании, так называемые семь сестер, договаривались о сдерживании роста цен на сырую нефть. Соответственно уменьшались доходы, получаемые от них нефтедобывающими странами. Нефтеперерабатывающие же компании при этом пожинали дополнительную прибыль. ОПЕК была создана, чтобы нанести ответный удар.

Это все вспомнилось в начале 1970–х, когда ОПЕК поставила промышленных гигантов на колени. Ряд согласованных действий, закончившихся в 1973 году нефтяным эмбарго, символом которого стали длинные очереди на американских бензоколонках, грозили привести к экономической катастрофе, сопоставимой с Великой депрессией. Это было системное потрясение для мирового хозяйства, причем такой величины, что его не все могли осознать.

Нефтяной кризис случился в самое неудачное для Соединенных Штатов время. Страна была в тупике, сбита с толку, полна страха и сомнений в себе, потрясенная унизительной войной во Вьетнаме; с президентом, который вот–вот должен был подать в отставку. Проблемы Никсона не ограничивались только Юго–Восточной Азией и Уотергейтом. Он пришел к власти в эпоху, которая в будущем будет восприниматься как порог новой эры в международной политике и экономике. В то время казалось, что «всякая мелюзга», включая страны ОПЕК, вот–вот станет хозяином ситуации.

Я был захвачен всем происходящим в мире. И хотя масло на моем хлебе обеспечивала именно корпоратократия, потаенная часть моего сознания с радостью наблюдала, как моих хозяев ставят на место. Думаю, это немного облегчало мое чувство вины. Мне виделась тень Томаса Пейна, подбадривавшего ОПЕК. Я стоял рядом с ним, но молчал.