Исповедь гипнотезера

Сестры переговаривались полушепотом и ходили на цыпочках. Я сидел, мялся, пытался что-то рассказывать о том, как с ним было интересно, какой он…

Самое страшное — употреблять глаголы в прошедшем времени.

В последний день занятий, после последнего урока, когда я, отмахнувшись от Яськи, в дремотной тоске брел домой, кто-то сзади тронул меня за плечо.

Я сперва его не узнал. Передо мною стоял Ермила, уже больше года как исключенный из школы. Он мало вырос за это время — я смотрел на него сверху вниз. Бело-голубые глаза глядели тускло и медленно, под ними обозначились сизоватые тени.

— Его, понял?

Он протягивал мне измятую кепку. Я не сразу ее узнал, но сразу, как от удара током, куда-то вверх подскочило сердце.

— Ты его видел?..

— Я взял, ну.

— Почему?..

— В раздевалке куклу гоняли, тогда и взял, понял?

— А почему… Почему не отдал?

— Теперь отдаю, законно.

— А почему мне?

— Вы с Клячей корешки — так, нет? Ты это, понял… Носи. Пока не придет.

— А ОН ПРИДЕТ?

— Куда денется. Кляча — голова на всех, понял.

— А ГДЕ ОН?

— Откуда знаю? Придет, законно.

— Придет?..

— Носи, ну. Побожись.

— …(Соответствующий жест, изображающий вырывание зуба большим пальцем.)

— Ну законно. Давай.

Сунул мне под дых корявую грабастую лапку, повернулся и — как краб, боком, — в сторону, в сторону… Больше я его никогда не видел.

Что же касается Клячко, то…

Не стану утомлять ваше любопытство, читатель. Я был до крайности удивлен и взволнован, когда Д. С. сообщил мне, что Владик К. жив и ныне.

— Оставьте пленку, не надо. Другая история.

— Но ведь…

— Разве не интересно само по себе, какие бывают дети? Разве весь смысл их в том, чтобы становиться взрослыми? Суть в том, что ребенок тот был и есть, хотя мог бы и потеряться…

— А кепка?

— Как видите, осталась невостребованной… У него теперь другая фамилия, взятая им самим, смешная…

Посол Рыбьей Державы, или Опьянение трезвостью

Опыт археопсихологическои реконструкции одной грустной истории

Надо бдительно ловить себя на лжи, клеймя одетый в красивые слова эгоизм.

Будто самоотречение, а по существу — грубое мошенничество.

"..Мальчик мой, если бы я знал… Только счастья хотел тебе, но если бы знал… Сколько лет жил тобою, сколько ночей писал эти письма, не зная кому… Теперь ты передо мной — незнакомый навеки…"

Отец — сыну. Из неполученного письма

1. ПОЧВА

С детства питаю слабость к нравоучительным афоризмам. Имея один-два под рукой, чувствуешь себя обеспеченным. Вот этот, например:

в делах нужна изящная простота

квинтэссенция научной организации труда — висит девизом у меня над столом, над грудой карандашей, ластиков, ручек, писем, телефонных счетов, записных книжек, рукописей с многоэтажными вставками —

…изящная простота, которая достигается внимательностью, а отнюдь не кропотливым трудом.

Честерфилд. Письма к сыну.

Конспект: знаменитый английский политический деятель и публицист XVIII века лорд Филип Дормер Стенхоп, граф Честерфилд, полжизни писал письма своему сыну. Письма эти были впоследствии многократно изданы, разошлись по миру как признанный шедевр эпистолярного творчества и афористики; в равной мере как непревзойденный образец жанра родительских наставлений, возникшего еще в библейские времена. И конечно, как документ эпохи.

Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой, а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо остаться бездетным.

С трудом удерживаюсь, чтобы все не списать. Но во-первых, книга чересчур объемиста; во-вторых, это было бы грабежом; в-третьих, разве кто-нибудь следует советам, которые на основании своего горького опыта дают другие?! И может быть, причина этого именно в небрежении к разговору с собой…

С читателем, у которого эта книга есть и не сиротеет непрочитанной, сладиться просто: называй номера страниц, строчка такая-то. Но следует считаться прежде всего с неимущими, ради них и позволим себе роскошь обильных выдержек, с дорисовкой кое-каких подробностей на правах вживания.

Единственное сомнение: стоит ли отвлекаться от множества нынешних историй, живых и болящих, ради углубления в какую-то одну, поросшую быльем?

Если бы не уверенность в сходстве…

Маленькие секреты обычно переходят из уст в уста, большие, как правило, сохраняются.

Сколько пробелов в памяти человечества?.. Сколько судеб, сколько жизней и смертей, сколько ужасов и чудес погружено в невозвратное забвение?..