Исповедь королевы

Этот крик был подхвачен. Теперь он перешел в оглушительный рев.

— Нет! Ты не должна… — сказал король.

Аксель был рядом. Он сделал шаг по направлению ко мне, но я взглядом приказала ему держаться подальше. Он не должен обнаруживать нашу любовь перед всеми этими людьми. Это могло только создать дополнительные проблемы.

Я сделала шаг по направлению к балкону. Моя дочь начала плакать. Я сказала ей:

— Все хорошо, дорогая! Не бойся, моя маленькая Мусселина! Эти люди всего лишь хотят видеть меня.

Аксель вложил в мою руку руку моей дочери и, подняв моего сына, передал его мне на руки.

— Нет! — воскликнула я.

Но он подтолкнул меня к балкону. Он верил, что люди не причинят вреда детям.

Когда я появилась там, воцарилась тишина. Потом они закричали:

— Не надо детей! Отошлите детей обратно!

Тогда я почувствовала уверенность в том, что они собираются убить меня. Я повернулась и передала дофина мадам де Турзель. Дочь попыталась уцепиться за мой халат, но я оттолкнула ее назад.

Потом я вышла на балкон одна. В ушах у меня что-то жужжало, но, возможно, это был шепот, раздававшийся подо мной. Казалось, у меня ушло несколько минут на то, чтобы сделать этот один-единственный короткий шаг. Словно бы само время остановилось, и весь мир ждал, когда я пересеку порог между жизнью и смертью.

Я была одинока и беззащитна перед этими людьми, которые пришли в Версаль, чтобы убить меня. Я сложила руки поверх своего бело-золотого полосатого халата, в который я поспешно закуталась, когда меня подняли с кровати. Мои волосы рассыпались по плечам. Я услышала, как чей-то голос крикнул:

— Ну, вот и она, эта австрийка! Стреляйте в нее!

Я наклонила голову, словно приветствуя их. Вокруг по-прежнему стояла тишина.

Я не знаю, что произошло за эти секунды. Знаю только, что французы — действительно самый эмоциональный народ на свете. Они любят и ненавидят с большим неистовством, чем остальные. Все их чувства чрезвычайно сильны, возможно, потому, что они чрезвычайно скоротечны.

Мое явное бесстрашие, может быть, моя исключительная женственность, мое холодное безразличие к смерти на короткое время тронули их.

Кто-то крикнул: «Да здравствует королева!» И другие подхватили этот крик. Я взглянула вниз, на море лиц, на этих людей с дурной репутацией, с их ножами и дубинками, с их жестокими лицами. И я не боялась их.

Я поклонилась еще раз и вернулась обратно в комнату. Там меня встретили смущенным молчанием, которое продолжалось несколько секунд. Потом король обнял меня со слезами на глазах, а дети, вцепившись в мою юбку, плакали вместе с ним.

Но это была всего лишь короткая передышка. Толпа снова закричала:

— В Париж! Короля — в Париж!

Король сказал, что этот вопрос нужно обсудить с Национальной Ассамблеей. Ее членов нужно пригласить приехать во дворец.

Но люди снаружи становились все более настойчивыми.

— В Париж! Короля — в Париж! — скандировали они.

Сен-При был мрачен. Аксель — тоже.

— Они ворвутся во дворец! Совершенно ясно, мсье де Лафайетт, что у вас недостаточно сил, чтобы сдержать их! — сказал он.

Лафайетт не мог отрицать этого.

— Я должен предотвратить кровопролитие! Я мирно поеду в Париж! — сказал король.

Он повернулся ко мне и поспешно произнес:

— Мы должны быть вместе… Мы все!

Потом он вышел на балкон и сказал:

— Друзья мои! Я поеду в Париж вместе с женой и детьми. Я доверяю то, чем дорожу больше всего, любви моих добрых и верных подданных.

Послышались радостные крики. Их путешествие закончилось успешно. Их миссия была выполнена.

Лафайетт вошел в комнату с балкона.

— Мадам, вы должны обдумать это! — сказал он серьезно.

— Я уже обдумала. Я знаю, что эти люди ненавидят меня. Я знаю, что они намереваются убить меня. Но если такова моя судьба, я должна принять ее. Мое место — рядом с моим мужем.

Был час пополудни, когда мы покинули Версаль. Прошедший накануне дождь уступил место солнечному свету, и стоял чудесный осенний день. Но хорошая погода не могла улучшить наше настроение.

В карете, в которой ехали мы с королем, находились также наши дети, мадам де Турзель, граф и графиня Прованские и Элизабет.

Я никогда не забуду эту поездку. Хотя мне предстояло испытать еще большие унижения, пережить еще большие трагедии, она стоит особняком в моей памяти. Запах этих людей, их злобные лица рядом с нашим экипажем, кровожадные взгляды, которые они бросали в мою сторону! Это долгое, медленное путешествие заняло шесть часов. Я чувствовала в воздухе запах крови. Кто-то из этих дикарей убил гвардейцев, и теперь они несли на пиках их головы впереди нас. Полагаю, это было мрачное предупреждение о том, что они собирались сделать с нами. Они даже заставили парикмахера сделать прически на этих головах. Этот несчастный человек был вынужден делать это под угрозой смерти, испытывая отвращение и тошноту.