- Слушай, - вскричал мой напарник, выскакивая из угрюмого состояния погруженности в себя на поверхность бытия, - зачем они нам это показали!? Ведь у нас есть работа и на месте. Аэродром все еще не готов к приему самолетов, а они отвлекают нас... Они ударили в самую душу, словно штыком пропороли!.. Я всегда гордился, что я летчик, не какая-нибудь сволочь из СС, а что получается? Выходит, что мы ни чем не лучше гестаповца, а может, даже хуже, убивая людей массами... Тебе хорошо, ты сын либерал-демократа, чуть ли не коммуниста, тебе легко перемениться!.. А как быть мне? Сыну рабочего? Национал-социалистическая программа у меня сидит в голове, как гвоздь, забитый по самую шляпку. Если его выдернуть, я останусь с дырой в черепе!
Я не знал, чем утешить товарища, потому что сам был в смятении. Как тут не вспомнить о старинном учении альбигойцев о двойственности души. Я чувствовал, как существо мое раскалывается на две половинки, как полено, разрубленное топором. Одна половина меня жаждала творческого созидания, другая половина стремилась все разрушить. Если я найду в себе силы и отброшу эту вторую половину, чем мне заполнить пустоту?
5
В октябре месяце кончилось наше беззаботное существование. Продолжающаяся воздушная война принимала все более бесчеловечный и бессмысленный характер. Тотальные бомбардировки Южной, Восточной и Средней Англии, обстрелы из тяжелых орудий и ракетные удары ожесточили ее население. Отношение к нам переменилось. Дружественные шутки кончились, осталась одна ненависть. Как мы не оттягивали сроки сдачи аэродрома в эксплуатацию, вечно это продолжаться не могло. От нас взяли в заложники несколько человек и сообщили, что если мы к такому то числу не закончим работу, заложников расстреляют как саботажников на основании закона о военном положении. Мы выполнили условия, после чего весь пленный контингент отправили в специально отстроенный концентрационный лагерь.
Теснота, холод, голод, безысходная тоска обрушились на бедные, тупые наши головы. Два ряда колючей проволоки, злая охрана с собаками, за малейшую провинность - карцер. Тут уж было не до любования пейзажами. Мы не жили, мы выживали.
Впрочем, было бы грех нам стенать и жаловаться. Многие британцы существовали в куда более тяжелых условиях, ютясь в подвалах разрушенных домов, в землянках, в палатках, а то и вовсе под открытым небом. У нас хоть бараки были. И уж конечно ни в какое сравнение не может идти наша лагерная жизнь с тем адом, который устроят фашисты через год-полтора на захваченной территории Великобритании, на островах Джерси и Олдерни. Концлагеря на островах Ла-Манша примут в свои колючие объятия сначала французов, поляков, чехов, испанских республиканцев, потом настанет черед русских. Ужасные казни, которыми особенно отличится лагерь "Силт", охраняемый исключительно эсэсовцами, превзойдут по жестокости зверства древних ассирийцев над своими пленными. Будут здесь и новшества, как то: удушение колючей проволокой, утопление в жидком бетоне... Срок "годности" измученного непосильной работой заключенного равен будет шести месяцам. Так что, все познается в сравнении. И все же, и все же... Страдали и мы.
Как-то раз бессонной ночью, лежа на нарах и думая о своем нелепом положении, меня вдруг кипятком ошпарила мысль, которая почему-то до сих пор не приходила мне в голову. Было холодно, я поднял воротник своей форменки, и тогда меня долбануло: а откуда, собственно, взялась на мне эта одежда, подумал я, и куда подевались мои адидасовские штаны и тапочки? Майка, положим, осталась на мне, под форменкой. Но откуда взялась форменная одежда? И сапоги?.. Так бывает только во сне. Идешь, одетый в одно, потом без перехода оказываешься в другой ситуации, часто вообще без одежды. Но все эти трюки понятны - ты находишься в сновидении. Так может, это мне все снится? Удручало, что сон слишком длинен и последователен. Но я все-таки попробовал применить способ, какой я всегда применяю, чтобы выйти из кошмара. Способ помогает безотказно, при условии, что вы четко осознаете себя во сне. Надо закрыть глаза, там во сне, сильно сощуриться, так, чтобы явственно ощутить свои веки, потом резко открыть глаза. Если не с первого раза, то со второго или третьего обязательно проснешься. Проверено.
Я немедленно проверил. Ни хрена! Эксперимент дал отрицательный результат. Да и на что я надеялся, сотню раз уж щипал я себя до этого. Эффект был одинаков: боль, сопровождаемая душевными муками, покраснение ущемленной плоти - и все та же мерзкая реальность. Я забросил опыты. Пассивно поплыл к пропасти забвения по воле злого рока. И вот оно! В один из таких темных моментов, кажется уже в лагере, будучи окруженным людьми в одинаковой одежде, разделяя их судьбу, я полностью отождествил себя с ними. Тогда-то, должно быть, на мне и появилась форменная одежда люфтваффе, а моя домашняя исчезла, как дым. За ненадобностью. Кроме майки. Она спасала меня от холода.