Исповедь лунатика

При всей напускной солидности он был едва ли старше меня. А какого умника из себя строил! А как важно звучал его голос по телефону! Я-то думал, ему лет пятьдесят, не меньше! Это внушало надежду… надежду… А тут приехал – мальчишка! Сопляк! Пешка! Пожиратель сосисок с дешевым соусом в чемоданчике, игрок в гольф, любитель научно-фантастических эпопей и сериалов, розовощекий участник велопробега Bergen – Verdens Ende[88], аматер во всем до кончиков ногтей… Мальчик, который не видел жизни, но обо всем имеет поверхностное, намертво застывшее мнение, полученное из достоверного источника, из какой-нибудь энциклопедии. Такие люди, как правило, бесчувственны… по отношению к чужим делам… О чем тут говорить! Какие чувства? Какие дела? Хануман бы сейчас хохотал, катаясь по полу: «Опомнись, Юдж! Не надо! Я сейчас умру от разрыва мочевого пузыря!». Ко мне приезжал клоун, профессиональный клоун. Этакий отличник, просто школьник-отличник! Да и где была гарантия, что это он сам приехал?! Где была гарантия, что это вообще не нанятый актер?! Как знать, чем у них актеры подрабатывают… Может быть, настоящий адвокат приехать не мог – дела, масса дел, – позвонил в бюро подставных фигур, знаете, есть статисты на сцене, мы с Сулевом так работали в таллинском театре «Эстония». Это было очень просто, стоишь себе и держишь что-нибудь: рапиру, щит, картонный факел с лампочкой внутри, в чалме, в шляпе, в борцовках или совсем в неглиже, стоишь и всё – ни слова, статист, бутафория, видимость. Так и тут: адвокат позвонил в контору статистам, попросил, чтоб выслали кого-нибудь, желательно актера, придется говорить, надо кое-каким людям попудрить мозги, выдать себя за адвоката, подберите языкатого и с приличными внешними данными, реквизит какой-нибудь: электронная пищалка для шахматистов, лап-топ, бумаги сам дам, вышлю… выслал бумаги с инструкциями: что делать, как себя вести, что говорить… End of story! Никакой головной боли! Актер приехал, назвался адвокатом, задал дюжину дежурных вопросов, сделал вид, что всё записал на диктофон, поцарапал ручкой в бумагах, поводил взглядом по стенкам кафе (это было при библиотеке, библиотечное кафе – нас привез Даг, присутствовали: я, Дангуоле, Марта Луизе), я отвечал… Дангуоле сказала, что мы хотим обвенчаться; он нас поздравил и заверил, что это будет большим плюсом:

– Вы даже представить себе не можете, насколько это замечательно! Как это хорошо! Это на руку всем нам… Вам – в первую очередь, а мне – я – о! – я смогу это дело обыграть так, что – ни у кого не поднимется рука потревожить молодую семью… Семья – это святое!.. и т. д., и т. п.

Он говорил и говорил, а настоящий адвокат спал спокойно в постельке. Я смотрел на него и думал о том громком деле египетской семьи, которую депортировали не так давно. Дело транслировали по всем новостным каналам. Подавалось как образец тех изменений в правительстве, о которых заявлял новый премьер. Судьба несчастных египетских беженцев стала иллюстрацией, кричащей: «Бондевик[89] пришел к власти! Пакуйте вещи! Собирайтесь домой!». И этот притворщик мне будет говорить о семье, о том, как и на что у кого-то там не поднимется… Ха-ха-ха! Может, его заслали менты?.. попросили прозондировать… может, вообще – это был мент? Прикинулся адвокатом, приехал посмотреть, насколько я транспортабелен? И никто этого не понял… Я глянул на всех… Какие же они дураки! Ну, конечно, всем невдомек и как-то пофиг, всем пофиг, все расслаблены, даже Дангуоле – улыбалась, источая уверенность, в ее глазах – голубое небо, в ее глазах – осенние горы, они такие красивые осенью, я знаю, кругом цветы, пожелтевшая листва, кое-где рябина… Ни тени кошмара, ни капли предчувствия! Потому что это касается только меня, и только я один здесь кожей чую…

Клоун уехал, мы пили чай.

Дьячок и Марта Луизе наперебой болтали: ах, какой у вас хороший адвокат, как вам повезло, и дело у вас серьезное, и он, судя по всему, верит в положительный исход вашего дела. Потому что не приехал бы к вам, это за столько-то километров, из Бергена приехал, нет, просто так не приехал бы. Мы никогда не слышали еще, чтоб адвокаты к кому-нибудь приезжали на беседу. Они обычно к себе вызывают или довольствуются беседой по телефону с переводчиком. Но ваш приехал, значит, он считает, что дело такое, стоящее, он верит вам, а это главное. Потому как если б не верил, не приехал бы. А раз верит, значит, приложит максимум усилий, чтобы отстоять вас. И всё такое, чушь всякая, неужели не поняли, что ему просто по пути было?.. Он же сам сказал: у брата барбекю – я к брату с соусом! Соус видели, нет? И даже если он и был адвокат, то просто решил бабок срубить, ведь им платят за это, государство!

Каша, березовая каша сыпалась, чахли люпины вдоль дороги, люпины, мы мчались в сквозившей машине, трепетавшей всеми железками. Меня тошнило от всех этих гор, облаков, что наматывались, как сахарная вата. Машина захлебывалась, глохла, шумно заводилась, ползла в гору, и снова, наглотавшись дорожной пыли, глохла…