Исповедь Мотылька

Я была уверена, что после его рассказа все станет однозначнее: тут — белое, там — черное, этот мужчина — не для меня, потому что он для моей матери. Или хотя бы что-то из этого. А что в итоге?

— Ви, прошло много лет. Если у меня когда-то и были чувства к твое матери, то они давно в прошлом. И уж точно я не не выбрал тебя назло ей или потому что вы с ней похожи. Может, внешне это и так, но мне плевать. Ты — это ты. И даже если сейчас это не имеет никакого значения, я все равно скажу, что люблю тебя так, как никого и никогда. Можешь смеяться, но весь этот скучный цирк с цветами и фруктами, я тоже творю впервые, потому что ни хрена не знаю, как еще просить прощения, когда уже просрал все шансы.

Я морщу нос, потому что это грубое слово очень выбивается из канвы его скупого объяснения в любви.

— И на самом деле я чертовски боюсь, что ты можешь просто уйти.

— Ты этого заслуживаешь, Игнатов, — бросаю через плечо.

— Согласен.

— Заслуживаешь, чтобы я послала тебя к черту, потому что эта правда, скажи ты ее раньше, вряд ли наделала бы больше беды, чем сейчас.

— Я не мог знать наверняка.

— А еще говорят что успешные бизнесмены умеют просчитывать все на двадцать ходов вперед.

— Врут, максимум на два-три. Ви, посмотри на меня.

Я поворачиваюсь, провожу ладонью по мокрым щекам.

— Это просто дождь, а не то, что ты думаешь. — И ветер солнечного дня охотно залетает в окно.

Олег потихоньку становится рядом, проводит пальцами под моими глазами, собирая остатки слез, и тихо шепчет, что я просто никудышная лгунья. А мои руки сами тянуться к его шее, обвивают так крепко, что становится страшно — а вдруг снова что-то произойдет? Откроется дверь и еще одно скрытое прошлое воскреснет чтобы испытать нас на прочность.

— Я думал, что потерял тебя, — зарывшись ладонями мне в волосы, шепчет Олег. По-мужски грубо дышит носом в макушку, явно с трудом держа себя в руках. — Давно уже ничего так сильно не боялся, как то, что мой Воробей насовсем исчезнет с горизонта.

— Игнатов, твое счастье, что мне что-то в глаз попало и я не могу как следует ткнуть тебя в бок за то, что снова называешь меня Воробьем. — Хотя, кого я обманываю? — Ладно, называй.

— Я люблю тебя, Воробей. — Его шепот уже в уголке моих губ.

— И я тебя люблю, упрямый мой человек.

Не знаю, может, кто-то скажет, что я слишком легкомысленна.

Но ведь прошлое на то и прошлое, чтобы не оглядываться на него в настоящем?

Эпилог: Олег

— Старик, какому дьяволу и за сколько ты продал душу, чтобы заполучить такое сокровище?

Мои приятели, гуськом заявившиеся на первый вернисаж Ви, говорят это с неприкрытой завистью. Приходиться откашляться, напустить суровый неандертальский вид и напомнить, что я никому не позволяю комментировать внешний вид своей жены, и готов за подобные проступки отрывать голову вместе с яйцами. Их это сразу успокаивает, хотя когда Эвелина, оторвавшись от толпы журналистов, семенит мне навстречу, эти языкатые придурки снова поминают нечистую силу.

Она у меня настоящая красавица.

Особенно теперь, когда под свободной туникой уже заметен округлившийся животик, в котором она носит нашего первенца. И поэтому идет осторожно, маленькими шажками, хоть охранник все равно неуловимо следует за ней, готовый в любой момент прикрыть от непрошеного фото, случайного толчка или даже нехорошего взгляда.

— Игнатов, перестань так на меня смотреть, — смущенно шепчет она, когда становится рядом.

— Так — это как? — без зазрения совести опускаю руку ей на талию, а оттуда — еще ниже, на упругую задницу.

Она немного набрала, и стала еще более аппетитной. Слава богу, что моя молодая жена абсолютно здорова, беременность протекает нормально и наша сексуальная жизнь никак не пострадала. Я бы даже сказала — приобрела особую пикантность с необходимостью сменить позы на более комфортные для нее, с которых лично для меня открывается совершенно шикарный вид.

— У тебя же совершенно бесстыжий взгляд, — скалится Эвелина, хотя я точно знаю, что эти интонации в ее голосе — они абсолютно доброжелательные. Уж что-что, но какая она, когда злится, я разучил точно, потому что в гневе это маленькое птичье существо оказалось тем еще демоном в человеческом обличье. — Если это попадет в газеты, мы разоримся на судебные иски о защите чести и морали.

Мои друзья хором посмеиваются, за что получают от меня моральных подзатыльников и спешно ретируются из поля зрения. Эвелина тянется ко мне носом, получает легкий «чмок» и просит официанта принести еще один стакан сока.

Даже не верится, что прошел целый год с тех пор, как я реально не знал, буду ли самым счастливым мужиком на свете или превращусь в старого седого бобыля. И вот уже год как я самый счастливый мужик на свете — вообще без преувеличения. А через несколько месяцев стану отцом, и в это до сих почему-то верится труднее всего.