Исповедь Мотылька

— Когда я был тут в прошлый раз, этого серого говна на стене было, — наконец, озвучивает свой дофига важный вывод, тыкая пальцем в сторону метровой глиняной маски, которую на мой сорокалетний юбилей презентовал кто-то из бизнес-партнеров. — Там висело красное говно.

— Отрадно знать, что ты не тратишь время зря и приобретаешь полезные навыки сортировки экскрементов. Если пришел похвастаться — считай, тебе зачет. До свидания.

Но я говорю это скорее чтобы еще раз подчеркнуть, как меня раздражает его рожа в непосредственной близости для удара. Денис, если уж явился собственной персоной, значит, снова во что-то вляпался. Или промотался в ноль. В любом случае, теперь от него просто так не избавиться.

Мне было двадцать, а Денису — всего пять, когда умерли наши родители. Мы с Пашкой, отцом Эвелины, хоть и были зелеными шнурками, поймали волну и начали раскручивать собственный бизнес-проект, который неожиданно попер. Конечно, мне было не до того, чтобы потирать сопли пятилетнему мальчишке: нужно было мотаться по разным точкам, решать проблемы с банками, подключать большой бизнес. Ну и, конечно, в промежутках между всем этим, хотелось потусоваться с девочками, необремененными разными тяжелыми моральными ценностями. Брата я сначала спихивал на разных родственниц, некоторых из которых видел чуть ли не впервые в жизни, потом, когда им это надело, нанял домработницу, которая заодно выполняла роль няньки. Когда Денис пошел в первый класс, меня не было на линейке, потому что я летал в Прагу, чтобы додавить важных инвесторов, когда он закончил одиннадцатый — я подарил ему мотоцикл в качестве извинений за мое отсутствие на выпускной линейке. Потом «купил» ему место на факультет международных отношений и пару сессий, а потом его отчислили за то, что их с деканшей застукали в пикантной позе без трусов на ее рабочем столе.

Именно потому, что у меня за плечами всегда маячил призрак моего — будем честными — наплевательского отношения к воспитанию Дениса, я закрывал глаза на все его выходки. Держал в уме, что он стал таким из-за крепкой мужской руки, потому что рос без поддержки, пока я рвался заработать все деньги мира. Пару раз даже пытался его вразумить, но как оказалось, все эти психологи из телека не врут, когда предупреждают, что воспитанием ребенка нужно заниматься здесь и сейчас, а не откладывать на потом.

До определенного момента я смирился с тем, что брат всегда будет для меня пороховой бочкой, из которой время от времени будет что-то стрелять и которая даже будет изредка взрываться, а моя задача — минимизировать последствия. Но однажды он все-таки перешел черту.

Я морщусь, потому что воспоминания об этом только что добавили мне парочку седых волос.

Денис, точно так же, как и я, не горит желанием поддерживать семейные связи, и раз пришел сам, своими ногами — значит, ему нужно что-то существеннее, чем разрулить очередной его штраф за вождение или последствия буйной вечеринки. В таких случаях он просто сбрасывает СМС-ку с координатами и суммой ущерба.

— Во что ты вляпался? — спрашиваю в лоб.

— Почему ты всегда так плохо обо мне думаешь, — растягивает Денис, корча обиду.

— Потом что хорошо тебя знаю.

Он запрокидывает голову на спинку кресла, отталкивается ногой и вертится в нем, как на карусели. Терпеливо жду, но чтобы не подыгрывать его откровенной попытке меня выбесить, бросаю взгляд на экран ноутбука, на котором открыт каталог галерей. Картины Пуговицы не выходили у меня из головы и я подумал, что не будет ничего страшного в том, чтобы организовать ей персональную выставку. Всегда нужно с чего-то начинать.

Денис продолжает крутиться — теперь уже в обратную сторону — и я, со спокойной совестью, пролистываю каталог ниже, разглядывая разные варианты. Отказываюсь от первых двух, потому что один зал выглядит слишком официально, а другой — слишком претенциозно. Не представляю ее живые и немного странные рисунки в «оформлении» ужасной пафосной лепнины и барельефов в позолоте. Но третий — это уже вариант. И в отличие от предыдущих, есть даже видео-презентация. Я как раз собираюсь нажать просмотр, когда Денису, наконец, надоедает ломать комедию и он, закинув ноги на стол, выдает:

— Можешь меня поздравить — я официально безработный… — Он бросает взгляд на часы. — Уже два часа и тринадцать минут.

Я фиксирую взгляд на его кедах, грязь с которых крошкой осыпается на мой дорогой, выполненный по индивидуальному заказу стол.

— В прошлый раз ты продержался в офисе два месяца, а на этот — не дотянул даже до шести недель.

— Прогрессирую. — Денис разводит руками. — Я же предупреждал, что работа на чужого дядю не для меня. Терпеть не могу находиться под чьим-то игом, особенно если начальник — старый маразматик.

Я сжимаю челюсти и медленно перевожу взгляд со своего испачканного стола на расстегнутую помятую рубашку брата, а потом — на его ухмыляющуюся физиономию. Двинуть ему по зубам мешает только чувство вины. И еще понимание мой личной ответственности за то, кем стал Денис. Если кому и нужно намыль шею вне очереди — то себе самому.