Исповедь Мотылька

Я вспоминаю красивые тарелки, выложенные на них микроскопические деликатесы, украшенные так, что и не знаешь, с какой стороны сковырнуть вилкой, и съедобно ли это вообще. Снова принюхиваюсь. Вспоминаю, что у меня программа тренировок и низкоуглеводная диета. Снова принюхиваюсь.

— Отбивные в сыре и кукурузных хлопьях, и картофель, запеченный по-домашнему, — коварно соблазняет Пуговица.

— Ладно, принцесса, я снова сдаюсь, — капитулирую безоговорочно.

Но смотреть на нее и не позволять взгляду сползать вниз — это настоящее мучение.

Пока мою руки, пытаюсь вспомнить, что за дела у меня на завтра. С большой долей вероятности после сытного домашнего ужина почти в полночь мне вряд ли захочется встать в шесть утра. Вроде ничего срочного и неотложного. А свою самую главную на текущий момент проблем, старика с амбициями Македонского, я неплохо пропесочил. Вряд ли ему в ближайшее время снова захочется разевать рот на мое добро и предлагать идиотские сделки.

Смотрю на себя в зеркало, оцениваю процент седины в волосах.

Не сказать, чтобы за последние годы ее стало намного больше. Может потому, что седеть я начал еще с выпускных курсов института, а потом лет в тридцать пять как-то как будто законсервировался. Жаль, что морщины никуда не делись.

Я вытираю руки, мысленно напоминая себе, что в сорок два — я не старый мерин, а добротный конь. Все-таки в чем-то Ви была очень права. Проблема в том, что до ее появления я вообще не задумывался о возрасте. Жил, как жил, и плевать хотел на седину и морщины, потому что у меня до сих пор отличное тело, которое не стыдно выставить хоть бы и топлес на пляже, и песок из меня не сыплется абсолютно. Но рядом с молодой девчонкой, которая фонтанирует энергией молодости, я как будто… А хрен его знает. Лопух в розарии?

Когда захожу на кухню, сразу бросается в глаза, что моего прихода сегодня ждали: стол накрыт почти как в каком-то журнале, подготовлены стаканы и бокалы, и Пуговица как раз ставит на стол тарелки с ужином.

Выглядит настолько вкусно, что хочется сожрать все глазами.

— Я старалась, — говорит она, сияя, словно на конкурсе красоты. — Надеюсь, все это съедобно.

Наверное, даже если ужин на вкус как старый пластилин, я все равно съем все, лишь бы и дальше любоваться этой улыбкой.

Глава девятнадцатая: Эвелина

Еще до того, как позвонить Олегу, я потратила несколько дней, изучая разные женские форумы и группы с одним единственным вопросом: что делать, если очень сильно и незаслуженно обидела мужчину?

Все советы, которые не были откровенным стебом, сводились к одному: накорми его и, когда он расслабится — атакуй извинениями. Правда, к извинениям прилагался еще и перечень обязательных сексуальных вещей, которые нужно подать на десерт, но, даже читая их, у меня густо краснели щеки и начинал чесаться кончик носа. И не потому, что я ханжа — в моей жизни были непродолжительные отношения с парнем, который был у меня первым, потом — отношения подольше, когда мне казалось, что он почти приблизился к идеалу. Ровно до того момента, как на пути Идеала не встала какая-то красотка, ради которой он решил со мной порвать.

Так что, в общем, я никогда не горевала о потерянной не с тем мужчиной девственности и старалась относиться к этому философски: даже красивы туфли могут быть жутко натирающими колодками, но то, что они первые, не повод отказаться от еще одной пары.

Я приготовилась, выбрала пару простых рецептов, чтобы ничего не испортить, провела пробную тренировку и, когда обе моих подруги пустыми тарелками подтвердили, что все получилось съедобно, поняла, что пора звонить Олегу.

— Пуговица, расслабься, — улыбается Олег, отправляя в рот дольку присыпанного пармезаном печеного картофеля. — Все очень вкусно. Правда.

Выдыхаю.

И только потом замечаю, что Олег как-то странно кривит губы. Как будто ему очень хочется смеяться. На всякий случай осматриваюсь. Трогаю себя за лицо. Снова осматриваюсь. А потом до меня доходит, что я сижу за столом по старой привычке: с ногами, подогнув одну под задницу, а вторую согнув в колене. Мама меня за это всегда ругала, и со временем я научилась контролировать привычку хотя бы в гостях. Но дом — это моя святая святых. Где еще расслабиться, если не в стенах, которые не пропускают недовольные взгляды?

— Нет, Пуговица, сиди так! — Олег все-таки смеется и энергично машет, чтобы не шевелилась. — Я люблю пятки чесать, когда никто не видит. Закидываю ногу на колено и начинаю сам себе чесать пятки.

— Это же щекотно…

— К счастью, — он кладет в рот мясо, — у меня нет абсолютно никакой реакции на щекотку.

Я помню, что в детстве он частенько изображал «уставшего коня» и падал на спину, делая вид, что больше не сделает ни шагу. И никакими щекотками его и правда было не поднять.

Мне хочется попробовать еще раз.

Желание зудит в обеих ладонях, и я мигом прячу их под стол.

Будет не очень умно опрокидывать его на спину и пытаться провести пальцами по ребрам.