Исповедь Мотылька

— Ну вот, случайно увидела тебя и решила подойти поздороваться. Ты… вы совсем не изменились. Я вас сразу узнала.

— Что, в молодости я тоже был старым и дряхлым?

На этот раз ее улыбка чуть увереннее.

— Нет, просто не изменились. А вы меня не узнали, да?

Она пытается скрыть разочарование, и именно в этот момент как никогда сильно похожа на свою мать.

Воспоминания о нашем с Мариной последнем разговоре вызывают укол головной боли. А заодно напоминают, что за все эти годы моя совесть, которую я благополучно закопал, каким-то образом выжила и воскресла.

— Ви, давай перейдем на «ты», — предлагаю я, чтобы увести тему из некомфортной для нас обоих плоскости. — Я, конечно, тот еще уважаемый пень, но ты же каталась на моих плечах и завязывала ленточки на ушах — ну какое уж тут «выканье».

— Хорошо, давай на «ты», — соглашается Воробей.

У меня опять звонит телефон. Смотрю на экран и нажимаю отбой, хоть это все равно временная мера. Важные вопросы, даже если встают на ночь глядя, сами себя не решат.

— Мешаю, да? — На ее лице-сердечком вновь появляется тревога.

Похоже, она из той породы девушек, которые всегда и обо всем беспокоятся. Вымирающий вид. И, опять же, воспитание Марины. Она и Пашку держала в ежовых рукавицах.

— Хотел бы сказать, что нет, но это будет неправдой. Ты скажи, у тебя все в порядке? Работаешь? Учишься?

— Закончила художественный с отличием, — хвастается, совсем как в детстве, когда стоически выдерживала обработку перекисью разбитых коленок. — Работаю. Правда, не по специальности. И вы… ты знаешь, где.

Удивленно приподнимаю бровь — и Воробей рассказывает, как я покупал у нее запонки. Признаться, совершенно не помню тот день. Мне просто нужны были новые запонки, я просто зашел в магазин. Ничего необычного. Кто запоминает лица людей, стоящих за прилавком или кассой?

Телефон звонит снова.

Да чтоб тебя!

Большие деньги — большие заботы. И это, зачастую, напрягает неимоверно. Я на работе практически двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Делаю из денег еще больше денег. Зачем? У меня нет ответа на этот вопрос, как нет и наследника для этого денежного станка. Так уж сложилось.

Мы разговариваем еще несколько минут, пока количество отклоненных звонков не начинает приближаться к десятку. В конце концов, Воробей схватывается на ноги, говорит, что была рада повидаться и что скучает по тем днем. Мы оба понимаем, о каких днях речь. Тогда и она, и я были по-настоящему счастливы. Каждый в своем мире, в своем окружении, пересекаясь ненадолго и изредка.

Насмешка судьбы — тогда у меня не было и десятой части тех денег, какими ворочаю теперь, но тогда это была действительно жизнь. Было ради кого жить.

Воробей поспешно прощается и пятится к выходу из ВИП-ложи, а я вот так сходу даже не могу подобрать слова, чтобы ее задержать. Да и надо ли задерживать? Она уже вон какая стала, точно не нуждается в сказке на ночь и верном боевом коне. Наверняка спокойно засыпает в руках принца-сверстника.

И чего ж так некстати давит возраст? Сорок два — вроде не приговор, и с потенцией у меня полный порядок, а как подумаю, что для вот такой же девчонки я уже на «вы» — и хочется повторить подвиг из Конька-горбунка.

Хорошо, что эта внезапная меланхолия так же внезапно и проходит.

Ви исчезать из виду, а я возвращаюсь за стол.

Мужики не спрашивают о девчонке, сохраняют тактичность. Видимо, на моем лице слишком очевидно выражение… растерянности? Появление Воробья будто взбудоражило давно устоявшуюся воду, подняло со дна памяти приятные, не очень приятные и откровенно поганые воспоминания.

Я пытаюсь вернуться в струю делового разговора, но все уже как-то вяло, ни о чем. И девицы с дивана как-то незаметно мигрируют за стол. Рабочий настрой стремительно сливается. Хотя весь сегодняшний вечер даже с натяжкой нельзя назвать успешным для бизнеса.

Непроизвольно сканирую взглядом танцующую внизу толпу, пытаясь угадать, где среди всех этих людей маленькая Пуговица, которая когда-то пачкала меня подтаявшим шоколадом.

И ведь нахожу. Не в толпе, а за одним из столиков. Воробей не смотрит в мою сторону, нарочно села спиной, но во всей ее позе мне чудится напряжение. Рядом с ней какая-то девица в юбке-ремне и с ярким макияжем и повадками бойкой девицы.

Потом девушки исчезают — и мне становится с одной стороны гораздо легче, а другой — как-то не по себе от мысли, что она вернулась в жизнь дешевых платьев и работы консультанта в ювелирном салоне. Пашка… Он же был мне в чем-то даже ближе, чем родной брат.

Спустя примерно полчаса я прощаюсь с будущими партнерами и покидаю клуб. Больше на авантюру с переговорами в режиме «попробуй, перекричи очередной музыкальный сет» в жизни не подпишусь. Если неформальные переговоры, то только в тишине — как ни крути, а возраст диктует свое. Как там говорится: кино, вино и домино? Вот я где-то близко к этому набору.