Исповедь мотылька

Я смотрю на солнце, не щурясь. Только-только проснувшаяся весна несет свои первые солнечные лучи, еще не такие яркие и теплые, как хотелось бы. И я смотрю на них, радуясь неизвестно чему, смотрю открыто и прямо. Не через темные очки, не через закопченное стекло, не вечером на закате, когда солнце уже не имеет своей силы, а в полдень. Мы привыкли верить, что солнце желтое. И что на него нельзя смотреть просто так.

Да, поначалу смотреть больно, но… почему мы слишком часто стремимся снизить боль, сделать себе проще, поступить как легче? От чего мы бежим? Чего боимся? В этом мире, по сути, у нас нет ничего, кроме наших ощущений. Вещи истлеют, деньги истратятся, имя забудется в веках. Будь ты даже Наполеон или Эйнштейн, придет время — и тебя не будут помнить. Придет момент, когда твое имя никто не будет знать.

А ты так и не узнаешь, какое на самом деле солнце. Да тебе и не важно. У каждого из нас еще вещи поважнее в этом мире, если не пытаться задуматься — зачем это все?

Я смотрю на солнце. Оно не желтое, каким рисуют его дети, оно не голубое, как лампы дневного освещения, которые должны имитировать солнечный свет. Оно белое, чисто белое, пронзительно белое, белее всего, что только можно найти.

Что такое — отказаться от солнца? Ты живешь в этом мире и не замечаешь его, лишь иногда бросая фразы вроде: «Солнце слепит глаза» или «Как хорошо! Солнышко вышло!» Ты живешь под ним, но ты не видишь его. Вы словно живете в разных мирах — ты и оно. И лишь однажды, встретившись с ним, ты вдруг понимаешь, что оно обжигает и… и что тебе от этого безумно хорошо! И удивляешься потом — как же ты могла этого не замечать раньше?

Сейчас, после всех недавних событий, я многое стала воспринимать по-другому. Ко многим вещам пересмотрела свое отношение.

Да, можно отказаться от общения с пикаперами, потому что… Потому что это больно (иногда бывает), потому что они такие плохие (или мы просто не готовы еще к общению с ними), потому что… Словом, причины можно найти, если захотеть.

А отказавшись, никогда не испытать всего этого, не почувствовать и не узнать того… того, что испытывает мотылёк, летящий на огонь, завороженный пугающе-прекрасным танцем языков пламени.

Да, мотылёк должен сгореть в огне. Такова расплата за его безумно-прекрасный полет навстречу свету. Только скажите мне — разве оно не стоит того?

…Вы пробовали смотреть на солнце? Не через темные очки, не через закопченное стекло, не вечером на закате, когда оно уже не имеет своей силы, а в полдень — открыто и прямо?

И не спрашивайте — зачем…

* * *

— Знаешь, Лёль, я, наверное, должна попросить у тебя прощения. За те мои попытки всё тебе испортить. За то, что пыталась вам мешать. За то, что отговаривала тебя и наговаривала на него. За то, что многого не понимала сама, и из-за своего непонимания пыталась отнять у тебя твое счастье. Пыталась навязать тебе свою точку зрения, которую считала правильной, ослепленная своей обидой и горечью, и потому даже не задумываясь о том, что на самом деле мною движет лишь боль и разочарование. Я считала себя взрослее и умнее тебя, Лёлька, а выходит, что мне самой еще стоит многому у тебя научиться. Спасибо, что помогла мне это понять. Действительно, каждый сам решает, как воспринимать происходящее с ним — считать ли подарком сделанную для тебя красивую сказку, или относиться к ней как к плевку в душу только потому, что она была короткой.

Наверное, весеннее солнце и правда творит чудеса. И со мной что-то происходит. Я меняюсь, взрослею, начинаю думать по-другому… Сейчас я правда верю, что у вас с Художником все может быть прекрасно, если только вы оба этого захотите. Что он отведет тебя в волшебную и сказочную страну, в которой ты еще не была до сих пор, а ты сумеешь отогреть его замерзшее сердце. И не испортить все, как это сделала я, в порыве собственного эгоизма, чтобы потом самой глотать слезы от обиды, не понимая, что счастье было близко, просто ты не смогла его взять. И никто не виноват, кроме тебя.

Только об одной вещи я хочу попросить тебя, Лёль, и один совет дать, если ты еще станешь слушать советы той, которая долгое время говорила одни глупости. Знаешь, этот Художник мне тоже очень дорог, хотя я лишь недавно это поняла. И я хочу попросить тебя — никогда не предавай его, потому что тебе, как мне кажется, он верит. Не делай ему больно, потому что он и так пережил много такого, от чего сердце зарастает коркой запекшейся крови и перестает чувствовать. А ведь сейчас… Он тебя любит, Лёль, я почти уверена в этом. Постарайся сохранить то, что еще не озвучено вслух, но уже есть между вами. Не предавай его. Будь с ним честной, даже если однажды захочешь уйти. Никогда не поступай так, как я поступила с его братом. Никогда не предавай того, кого любишь…даже если не решаешься себе самой признаться в этом!

— Не предавать? — Лёлька тихо вздохнула, потом долго молчала, закусив нижнюю губу до крови. Закрыла глаза. На ресницах ее дрожали слезы. — Насть, вообще-то я уже…

* * *