Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

И все-таки главный результатом «Трех мушкетеров» стала для меня любовь к отваге, доблести, уважение к настоящей мужской дружбе и честным достойным людям. Это тем легче легло на мои юные мозги, что дух героизма, красоты подвига, я видел дома перед собой. Это был мой отец, молодой, красивый офицер Военно-морского флота (а если быть точным, он носил морскую форму, но формально был инженерным офицером морской авиации, потому погоны у него были серебряные, а звания общеармейские). Отец был для меня главным примером. Подтянутый в своей элегантной черной форме, всегда чисто выбритый, улыбающийся, доброжелательный, и в то же время образец дисциплины и служения долгу. Позже, много позже, ведь он не мог разглашать строжайшую государственную тайну, окутывающую его жизнь, я узнал, что он был военным инженером-радиоэлектронщиком, разрабатывавшим и испытывавшим приборы для фиксации результатов ядерных взрывов, которые наша страна проводила тогда на Новой земле.

Именно туда он уезжал регулярно в командировки, принимал участие в десятках испытаний ядерных зарядов и в частности в испытании знаменитой хрущевской «кузькиной матери» сверхмощной водородной бомбы, самой большой из всех когда-либо взорванных на нашей планете. Как известно, после этого взрыва нагловатая Америка несколько поджала хвост и не стала больше говорить с СССР с позиции силы.

Занимаясь этими испытаниями, о которых я тогда конечно ничего не знал, он подвергался не раз смертельной опасности. Однажды он вернулся после командировки в таком виде, что моя мама издала крик ужаса. Все лицо отца и его руки было обожжены так, что почти не оставалось нормальной кожи. Он потом очень долго восстанавливался после страшного ожога, который получил не в результате ядерного взрыва, а из-за взрыва резервуара с топливом в момент испытаний. Так что без войны он подвергался не раз смертельной опасности, получая жестокие ранения, бесстрашно исполняя свой долг.

О своих поступках он даже после говорил очень редко и скупо. Но только знаю, что однажды, после воздушного ядерного взрыва он должен был с группой подчиненных ему офицеров лететь на вертолете к месту, где был эпицентр взрыва, чтобы провести там необходимые измерения. Однако взрыв в воздухе произошел значительно ниже, чем первоначально предполагалось, и земля была во много раз более радиоактивно заражена, чем ожидали. Когда летчик вертолета увидел первые замеры приборов, он сказал, что, если товарищи офицеры хотят жить, они немедленно должны улететь. Но мой отец, как офицер, для которого долг и приказ были превыше всего, сказал, что он и его подчиненные будут выполнять поставленную задачу, чего бы это ни стоило… Тогда летчик просто улетел, оставив их без вертолета. Следующий вертолет прилетел только через несколько часов, когда мой отец и подчиненные ему офицеры получили дозы радиации, близкие к смертельной.

Не случайно поэтому мой отец получил орден «Орден Красной звезды» и медаль «За боевые заслуги», которые в это время давали только тем, кто принимал участие в боевых операциях и смотрел в лицо смерти. Не стоит забывать, что тогда в начале 60-х, почти все старшие офицеры прошли Великую Отечественную войну и сражались на полях ее страшных битв. Так что тогда «За боевые заслуги» понимали только буквально.

Поэтому, когда мой отец, твердый и подтянутый, но одновременно исключительно добрый человек, приходил иногда со своими друзьями, такими же молодыми офицерами в черных с золотом или серебром мундирах, такими же отважными и веселыми, мне казалось, что я общаюсь с ожившими в несколько другом обличье мушкетерами. У них не было длинных шпаг на боку, и разговаривали они несколько иначе, чем герои романа Дюма, но дух я чувствовал тот же: доблесть, отвага, честь, веселье и щедрость.

Конечно же, ни о чем другом, кроме как о военной службе я и не думал. Я вообще не понимал, что это за мужчины, которые ходят без мундиров в пиджаках или куртках, чем они занимаются? Как можно не быть военным, не мечтать стать офицером, ну и конечно же, офицером Советского военно-морского флота, чтобы быть таким же храбрым, красивым, сильным и подтянутым как мой отец.

Однако постепенно история все более захватывала меня. Я читал, читал и читал. И тут мы переехали в новый дом, сменив наконец коммуналку на комфортабельную трехкомнатную квартиру. И вот в этом новом доме, уже не на Московском шоссе, на юге города, а на проспекте Науки на севере

Ленинграда, моя мать случайно встретила свою знакомую, которая вышла замуж за инженера, но не просто инженера, а страстного коллекционера, собравшего огромную коллекцию, посвященную наполеоновской армии. Всеволод Сергеевич Поборчий, так звали этого человека, не имел в своем собрании шпаг, киверов, золотых эполет или кирас, тогда советскому инженеру такое было едва ли доступно. Но у него была масса прекрасных книг, огромное количество фотографий, сделанных с картин, гравюр и просто исторических текстов.