Другие предлагали, что нужно выйти перед людьми и сделать так, чтобы я произнес речь о тех несправедливостях, которые творятся. Чтобы эту речь услышали люди и пресса, а Батурин потом сумел дать всему этому ход за счет своих связей и средств.
Я отклонил предложение радикальных мер — ухода с поля и срыва мероприятия. Это было бы уже уголовным преступлением — срывом государственного мероприятия. Кроме того, оставшиеся человек 300 изобразили бы хоть убогую, но «битву». Чиновники поставили бы галочки, что мероприятие произошло, а нас подвергнут обструкции, меня лично уголовному преследованию, а ни в чем неповинные зрители, проделавшие, многие с детьми, сотню километров, чтобы увидеть битву, лишились бы этого удовольствия.
А вот второй вариант был принят. Выйти перед зрителями, построиться, показать, что нас подавляющее большинство, а мне взять в руки микрофон и изложить проблему через средства массовой информации, донести до масс.
Чуров, бывший тогда председателем Изберкома России, должен был выйти перед нами и дать обещание, что это действие Минкульта не обойдется без внимания властей.
Так мы и сделали, мы вышли на поле боя, я развернул фронт, где стояло около тысячи человек, лицом к зрителям. Мой друг Борис Кипнис, который был комментатором «Бородинского сражения» (кстати самый лучший комментатор из всех, которые когда-либо были), дал мне микрофон, я произнес короткую речь, суть которой состояла в том, чтоб была допущена явная несправедливость. Несмотря на то, что существует Общероссийская организация (официально зарегистрированная) реконструкторов, у которой самый большой опыт и умение проводить грандиозные «битвы», несмотря на то, что эта организация, сверх того, готова была выделить на мероприятие огромные по его масштабам средства, позволившие бы сэкономить государственные деньги, эту организацию не допустили даже до конкурса за право проводить «баталию» и опять никому неизвестные чиновники, ничего не понимающие в реконструкции, берущие лишь деньги у государства, запрещают нам работать непонятно по каким соображениям. Я сказал, что мы возмущены и сказал, что мы начнем сражение, только если представитель
Чуров вышел перед строем, взял микрофон, сказал что-то невнятное, типа того, что сейчас не время решать организационные проблемы, а нужно развлекать публику. Короче — начинайте битву.
Делать было нечего, мы восприняли эти слова как какое-то хотя бы туманное обещание, что справедливость будет восстановлена, и мы развернулись для «боя».
Бородино, 2006
Битву мы выдали, как говорили в СССР, на самом «высоком идейнохудожественном уровне». Это была действительно одна из самых лучших реконструкций на Бородинском поле, зрители с энтузиазмом рукоплескали…
Только после этого моя нормальная жизнь в реконструкции, и просто моя нормальная жизнь, прекратилась. Батурин, который обещал с помощью средств массовой информации максимально обнародовать происшедшее, просто отошел в сторону. Его дела в общем были из ряда вон плохи, и ему приходилось отбиваться от десятков судов и кредиторов. Заниматься каким-то там Бородино ему было явно не ко времени. Суд против Минкультуры за нечестно проведенные торги в этой ситуации было выиграть нереально и мы, оставшись без всякой поддержки, конечно, проиграли. Однако наше дело было настолько очевидно справедливым, что, когда адвокат противной стороны узнал о победе его подзащитных, он устало утер пот со лба. У нас адвоката даже не было! Нам в голову (должен сказать глупую) даже не пришла мысль, что нам нужен адвокат, ведь истина, правда явно была на нашей стороне! Какие же мы были наивные!
Ну а на меня лично обрушились самые серьезные проблемы. Я сумел еще на оставшиеся деньги Батурина провести в октябре 2007 г. отличную битву при Малоярославце, но с 2008 по 2011 гг. включительно меня силами милиции просто не допускали присутствовать на Бородино, не то что командовать войсками.
В результате «французская» армия, фактически оставшись без команды, начала просто рассыпаться. Кому в голову приходило — тот стал вешать па себя эполеты, дисциплина разваливалась, но самое главное — исчезло ощущение принадлежности к чему-то единому, к общему организму, который вдохновлял людей.
А к концу 2008 г. Батурин окончательно оказался на грани разорения. Ему стало не до нас. Зарплату мне и моим сотрудникам не выплачивали в течение уже нескольких месяцев. Деньги, обещанные на мероприятие в Малоярославце в 2008 г., не были выданы, и только уже после «битвы» с огромным трудом его удалось заставить заплатить часть долгов.