Читаем Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти полностью

Тем не менее, наше общество, пока «тайное» разрасталось, и мы помпезно называли его «Империя», а его члены стали обращаться ко мне «Сир», раз уж я повелевал «Империей». Это обращение впервые применил тот, кто стал моим первым солдатом — Сергей Дороховский. Именно с него и другого моего второго «солдата» Сергея Леготина, началась наша традиция «боевых имен». Во французской королевской армии, когда солдат вступал в полк, взамен его имени и фамилии, ему давали «боевое имя». В современных войсках, как известно, на войне практикуется давать бойцам «позывные», короткие имена, по которым они называют друг друга в эфире. Это тоже некий акт приобщения к братству, подобный тому, как монахи принимают новое имя при пострижении. Так и мы приняли эту традицию. Действительно, было как-то не очень здорово называть «французских» офицеров — Ваней или Васей. Поэтому Сергей Дороховский получил боевое имя Лассаль, и всю жизнь я его иначе не называл, да и, по-моему, никто из его друзей также. Леготин получил скромное имя инженерного офицера, до конца верного Наполеону — Гурго. Но Леготин обожал кавалерию, и особенно восторгался ее блистательным командиром Мюратом. Он так настойчиво, с таким жаром просил, чтобы ему дали это имя, что однажды он упал на колени с мольбой назвать его так, как жаждет его душа. Я не мог отказать, и он был «крещен» Иоахимом Мюратом. Действительно, позже он станет прекрасным кавалеристом, и во многом будет родоначальником появления кавалерии (в конном строю) в нашем движении.

Офицеры Империи (одни из первых членов нашего общества в начале 80-х годов. Слева направо. Первый сверху — Андрей Вахрушев (Сен-Сир), О.В. Соколов, Сергей Еременко (Бессьер), Макдональд (Владимир Бондарев), Павел Суслов (Доминиль), Алексей Васильев (Даву)).

Но особо хочу сказать о Лассале. Ведь если я был первым вождем, то он был первым солдатом. Как и его прототип, он был бесшабашным, драчливым и, конечно же, бунтарем. Против меня он интриговал, при всем этом он был

искренне предан нашему делу, он первый, кто произнес «Сир» со всей серьезностью отдавая отчет, что тем самым он признал меня законным «королем» реконструкции, ее отцом.

Мы очень часто ссорились с Лассалем, и даже не так давно… но сейчас, когда я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь в жизни встретиться, я хочу сказать тебе, Лассаль, перед миллионами людей, несмотря на все наши ссоры, я люблю тебя как друга, как Атос д'Артаньяна. И если мне выпадет уйти из жизни раньше тебя, что весьма теперь вероятно, я прошу тебя, встань у моего гроба в полном мундире и с саблей наголо. Это будет последняя дань нашей дружбе, нашему жизненному пути, который мы, увы, во многом прошли порознь, но уверен, смерть заставит забыть нелепые порой стычки, и останется только твоя твердая рука, которую более сорока лет назад ты пожал мне, сказав: «Сир, я Ваш верный солдат!»

Лассалю, (я даже не хочу говорить Сергею) принадлежит еще одна, поистине великая фраза. Забегая далеко вперед, я скажу, что летом 2003 г. президент Франции Жак Ширак наградил меня высшей наградой Франции «Орденом Почетного Легиона». Я, только узнав об этом, встретил Лассаля. Мы пересеклись у станции метро «Гостиный двор» по какому-то совершенно другому мало значимому делу, не помню даже сейчас по какому. Решив этот вопрос, я сказал:

— Лассаль, ты знаешь, меня наградили Орденом Почетного Легиона…

Он засмеялся и стал говорить о чем-то другом, считая, что я его

разыгрываю.

Я снова повторил эту фразу, снова в ответ слова типа: «Да ладно, чего только не выдумаете!» Но я в третий раз, уже на полном серьезе сказал:

— Лассаль, я клянусь тебе, это правда. Только что генерал военный атташе Франции сообщил мне эту новость официально!

Тогда Лассаль вдруг стал серьезным и переспросил уже без шутки:

— Правда?

— Правда! Клянусь!

И тогда лицо Лассаля, этого бесбашенного гусара, выпивохи, забияки, стало таким серьезным, что он стал похожим на изваяние, и изрек дрогнувшим от волнения голосом:

— Сир, ведь это значит, что наша жизнь была прожита не зря!

Да, сейчас я уверен, наша жизнь прошла не зря, мы посеяли такие семена, которые дали огромные всходы, и пожинают их люди, часто даже и не представляющие, откуда эти всходы взялись, подобно комбайнеру, который, пожиная пшеницу, даже и не задумывается о том, какие древние племена впервые одомашнили эти зерновые растения.

Возвращаясь к боевым именам, хочу отметить лишь несколько из первых:

Алексей Васильев, наш известный историк — Луи-Николя Даву.

Михаил Комаров, сейчас известный коллекционер — Луи-Пьер Монбрен.

Владимир Нуждин (ныне знаменитый скульптор малых форм) — Луи Лепик.,

Николай Дороховский (брат Сергея) — Мишель Ней.

Александр Ледовский (ныне какой-то большой начальник в…Нью-Йоркском метро) — Жак — Александр Ло де Лористон…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии