Исповедь падшего

— Я не убивал их! — попытался защититься я, и слова лжи сами сорвались с губ.

— Врешь!

— Предположения без доказательств принято считать недействительными.

— Верно! Узнаешь это? — следователь достал из кармана золотые часы и, сжав цепочку в кулаке, вытянул вперед руку.

— Часы Дэна, — произнес я, ясно вспомнив, что в тот день они были среди тех вещей, которые я зарыл вместе со своим кейсом.

— Правильно! А знаешь, где я их нашел?

Меня бросило в жар.

— В Куинсе есть парк… — он начал с напряженной паузы. — Несколько лет назад один человек выгуливал там свою собаку. Его любопытный пес что-то унюхал прямо у старого вяза и начал рыться в земле. И как же сильно удивился мужчина, найдя там чемоданчик с очень ценными вещами, деньгами и не только! Всем и каждому было известно об убийстве Дэна Мак’Коллина, а после и о Молли Стоун. В газетах писали пугающие новости, и, конечно же, он немедленно доставил находку в ближайший полицейский участок, а те привезли ее ко мне. Орудие убийства тоже оказалось среди якобы украденных вещей. Гравировки на часах и портсигаре послужили подтверждением его подлинного хозяина.

Он все говорил и говорил, а я столбом стоял на одном месте, не чувствуя собственных ног.

— Должен признать, хорошая попытка запутать следствие! Твоей главной целью было убийство друга, а ограбление собственной квартиры как попытка это скрыть. В тот день, когда мы говорили в моем кабинете, я не имел ни малейшей причины и повода подозревать тебя, более того, я не допустил даже малейшей мысли, что истинный убийца сидит напротив меня. Я не сомневался в твоей непричастности, но лишь до того момента, когда была убита Молли Стоун.

— Она покончила с собой! — закричал я. Моя трусость не отступала и теперь. Я по-прежнему прикрывал себя подлой ложью, совершенно безнадежной, ибо следователь уже мысленно праздновал победу. Я прочел это по его довольному лицу.

— Покончила с собой? В самом деле? — он приблизился. — Что же тогда ты не пришел на похороны своей подруги? Или будет правильнее сказать — возлюбленной?

Услышав это, я явно побледнел.

— Постоялец из номера рядом слышал ваш громкий разговор, каждое слово, в том числе и твое признание! Из его показаний все стало ясно: ты любил Молли Стоун, но девушка предпочла другого, твоего друга, и ты решил, что его смерть освободит к ее сердцу путь. Но, увы, мисс Стоун оказалась упряма. Тогда ты и решил убить ее! Доказательств слишком много. Ну, так что же, мистер Моррэс, продолжите утверждать, что невиновны?

Да, это было бы глупо. Я еще раз посмотрел на надгробья Дэна и Молли, выждав недолгую паузу, а после поднял глаза на следователя.

— Только любовь могла сделать меня счастливым! У меня было все, кроме нее, и я гнался за ней, не думая ни о чем другом. Но любовь не так прекрасна, какой кажется. Она отравляет ум, лишает рассудка, вынуждает идти на крайние меры, доводит до сумасшествия… Прежде свободный человек вдруг становится пленником мнимой страсти, а она только дразнит, разжигая огонь в душе.

Мой голос был ровным, смиренным, а дрожь отпустила тело. Я не попытался убежать. Бежать было некуда, даже от себя самого.

— Душевные тяготы не могут стать оправданием. Возможно, там, наверху, тебе и удастся сторговаться, но только не здесь! Мистер Моррэс, вытяните вперед руки! — следователь достал из кармана пальто наручники, и я покорно позволил замкнуть браслеты узника на моих запястьях.

Снег тихо покрывал землю, а вместе с ней и алые, как кровь, розы. Я в последний раз обернулся на могилы друзей: вечно молодые и навечно вместе. Я понял, что и мне самому скоро придется проститься с этим миром. Меня ожидало два пути: вечное заточение или же казнь — две вещи, подразумевающие одинаковый смысл, так как каждая для меня означает смерть, ведь я не смог бы жить, лишившись свободы.

Бетти предостерегала меня не зря. Впрочем, где-то в душе я знал, что это случится и, отплывая в Америку, чувствовал, что вижу берег Европы в последний раз. Человек — самоуверенное существо. Даже зная о риске и предчувствуя опасность, он все равно «становится на край отвесной скалы». Однако, «срываясь в пропасть», стоит пенять только на себя!

* * *

Дело возобновили. Даже тогда, блистая среди лучших людей Нью-Йорка, имея отели и ресторан, я не был так знаменит, как сейчас. Только это была не та слава, о которой стоит мечтать. Отверженный и гонимый всеми, я боялся поднять глаза на тех, кто прежде считал меня добропорядочным, благородным человеком.

На судебном процессе собралось как будто полгорода, а на улице ожидали газетчики и другие зеваки. Случись такое веком ранее, меня бы без жалости забросали камнями. Судье с трудом удавалось сдерживать собравшихся зрителей. Я слышал их слова, призывавшие разорвать меня на куски. Это было больно, но — я глубоко осознавал — справедливо.