Мечтать просто о поцелуях в моем возрасте – это такой детский сад, что смешно признаваться даже самому себе. Но у меня есть оправдание: мы оба знаем, что на полноценный секс я просто не способен, потому что и так еле шевелюсь, и ненавижу мать-природу за то, что я не ящерица или не волшебный дракон, который регенерирует со скоростью звука. За последние пару лет у меня было особенно много женщин, но у меня не было желания затрахать кого-то до сорванного горла, до криков, от которых оглохну, до саднящей промежности. Я просто пахал, хоть звучит это немного тупо.
Эвелину я хочу. Так сильно, что мозги плавятся и штаны вместе с ними. И после всего, что у меня было и что я ей говорил открыто и без прикрас, мне вдруг становится немного неловко, что она ерзает на мне и чувствует, что у меня стоит, словно у жеребца.
— Я не знаю других приглашений для тебя, Кошка. – Она дерзко выгибает бровь и трется об меня так сильно, чтобы у меня не осталось сомнений – мы взрослые люди, она оценила мой член, а я оценил ее желание им заняться.
— А как же «Давай займемся любовью»? - Хрустальный взгляд наполняется влажным голодным блеском.
Этот нервный хриплый смешок – он мой. В жизни не издавал таких жалких звуков.
У нас не может быть полноценного секса сейчас, но мы оба заведены до верхнего предела, и эту пружину нужно спустить с крючка, иначе она разорвет нас изнутри. И если уж мы скованны, как школьники, то никакие сломанные ребра, колотые раны и множественные гематомы не помешают мне хотя бы поиграть со своей Кошкой.
Она не ожидает, что я не настолько слаб, чтобы не поднять руку, поэтому удивленно охает, когда моя ладонь укладывается ей на затылок сзади. Фиксирую шею у самого основания с головой двумя пальцами. Так, словно держу бокал с самым дорогим в мире алкоголем и собираюсь сделать первый глоток, но нарочно не тороплюсь, чтобы растянуть предвкушение сочного вкуса.
— Ты хочешь заняться со мной любовью, Кошка? – мой вопрос в ее распахнутые губы. Хочется лизнуть каждую ранку, сделать так, чтобы темные пятнышки исчезли с кожи.
Эвелина медлит, пробует мои слова на вкус и – слава богу – морщит нос.
— Я хочу грязный… - она пробует освободить голову, но я держу крепко, и взамен мучительница выписывает задницей восьмерку на моей напряженной ширинке. – Развратный… - Еще одно движение бедрами, убийственно плавное и горячее, от которого теперь уже я прикусываю губу, пряча сдавленный стон. – Секс.
— Кошка, я в штаны кончу, как пацан, - признаюсь я, закрывая глаза, чтобы не видеть ее лица в этот не самый героический момент в моей жизни.
В этом – вся разница между тем, чтобы иметь кого-то за деньги и трахаться в свое удовольствие с той женщиной, от которой мысли в хлам. Ей можно говорить не то, что она хочет услышать, а то, что я хочу сказать. И она будет так же заводиться от моих грубостей, как я завожусь от нее хрупкости.
Эвелина перестает улыбаться, как будто эти простые слова заводят ее внутренний взрывной механизм до предела подготовленного выстрела.
— Штаны у нас пока только одни, - ничуть не играет она, медленно соскальзывая с моих колен. – И тебе в них еще ехать со мной за покупками. Поэтому штаны нужно спасать.
Все, что я могу сказать на этот неприкрытый сигнал – пару матерных слов.
Эвелина быстро справляется с пуговицей и молнией, я опираюсь на здоровую руку, задерживаю дыхание, чтобы не потревожить ребра и приподнимаю зад, помогая ей стаскивать с меня джинсы вместе с трусами.
— Кошка… - кажется, я рехнулся, раз пытаюсь остановить ее, но она уже между моими коленями.
Смотрит так, что яйца сжимаются от предвкушения. Плавно – блядь, а как же еще, она же балерина! – заводит руки за голову, стаскивает резинку. Я даже жмурюсь, потому что кажется, будто в потолке разверзлась дыра и мне на колени валит девственно чистый снег.
— Кошка… - Глотаю судорогу, когда она обхватывает пальцами мой член. – Может, поцелуешь меня, прежде чем отсосать? Мы даже не целовались ни разу. – Она медленно скользит ладонями по стволу. – Ну, Кошка, бляяя…
Это смешно, потому что взрослый мужик выпрашивает слюни, но мне нужны ее губы на моих губах. Мне необходимо попробовать вкус ее дыхания, позволить ему наполнить мои легкие. Она очистит меня от прошлого, прежде чем мы шагнем дальше и на моем теле не останется ничего из того, о чем мне больше не нужно будет вспоминать.
Она прищуривается, перекладывает ладони мне на живот.
— Я бы тебя всего облизала, Кот, - говорит глядя прямо мне в глаза, позволяя пальцам медленно перебирать дорожку волос ниже моего пупка. – Выздоравливай, пожалуйста, быстрее.
Мне кажется, даже если бы она сказала, что даст отымееть себя везде, я бы завелся меньше, чем от простой просьбы.
Глава двадцать девятая: Плейбой