Исповедь Плейбоя

У меня, как у слепого котенка, начинают прорезаться глаза. Вдруг вспоминаю обрывку случайно услышанных разговоров, какие-то документы, которые она пару раз забывала на тумбочке, телефонные звонки. И сейчас кажется, что все эти случайные названия, которые принадлежать отнюдь не последним людям — просто одна большая пирамида, в которую ее угораздило ввязаться, не выучив, как следует, правила. Одно то, что она думала, будто все дело в долгах, говорит о ее полном непонимании игры. И кто-то воспользовался этим, а потом, когда откуда-то утекла информация, начался отлов всех, кто «слишком много знал». Деньги — это просто деньги. Их можно заработать снова, потому что вот такие слишком высоко взлетевшие, потерявшие страх и нюх Инны будут всегда. А схема по их разводу — одна на миллион. Лучше пожертвовать золотыми яйцами, чем гусыней, которая их несет. Лучше потерять деньги, чем схему.

Я бы хотел знать, почему оказался в одной упряжке с женщиной, которую просто имел за деньги, но даже если бы случилось чудо и Инна встала из могилы, она бы все равно не смогла ничего рассказать.

Может быть, нужно просто… дать себя грохнуть? Чтобы эти уебки хотя бы не лезли к Кошке. А это поможет? Она бриллиантовая девочка, ее не рискнут трогать. Или рискнут?

Я сажусь на крыльцо, достаю телефон и звоню матери, хоть уже довольно поздно и просто спрашиваю, как у нее дела. Она до сих пор не может себе простить, что как раз, когда я попал в больницу, крепко простыла и не смогла приехать. Как будто ее присутствие как-то могло ускорить мое выздоровление. Но сейчас об этом все равно говорить бестолку. Курю и слушаю, как мать жалуется на своих учеников, и что в нашем городке скоро будет красивая набережная. Рассказывает, что у нее наконец-то зацвел лимон, тот самый, который я посадил из косточки еще в средней школе.

Глотку сдавливает ледяная пятерня безысходности. Хочу сказать матери, что очень ее люблю и что я самый хуевый сын на свете, а вместо этого скупо мычу и поддакиваю. Просто слушаю болтовню и пытаюсь делать вид, что у меня все зашибись, обещаю приехать в гости. Она требует точную дату, прекрасно зная, что если я пообещал — то расшибусь, а сделаю. Приходиться врать, говорить, что у меня еще долгая восстановительная терапия, и пока я ничего не могу говорить конкретно.

— Таня звонила, — вдруг говорит она и я с трудом выдавливаю только что проглоченную порцию дыма. Вроде бы не сказала ничего такого, а в голове что-то тикает, словно начался обратный отсчет мины, которая снесет к хуям собачьим паршивый дом моей паршивой жизни. — Сказала, что ты… что у тебя…

— Говори уже, — подстегиваю я.

Если эта сука сказала матери хоть слово, хоть один долбаный намек — я придушу тварь ее же длинным языком.

Мать рассказывает, что со слов тетки, у меня появилось много знакомых женщин, и все они — богатые и состоятельные. И, мол, сразу видно, что все деньги у меня — от них. Я продолжаю глотать горький дым, но злость, хоть похорони ее под бетонной плитой, меньше не становится.

— У тебя точно все хорошо, Руслан? — беспокоится мать, очень неряшливо пряча недоверие в голосе. — Может быть… ты мне что-то рассказать хочешь?

Таня думает, что я — хренов альфонс. И эту байку она попыталась слить моей матери.

— Ма, у меня правда все хорошо. А Таня дура. Что ты ее слушаешь?

Глупый вопрос, ведь я знаю, мать до сих пор считает ее кормилицей, которой мы обязаны по гроб жизни.

— Ты меня правда не обманываешь?

В эту минуту я радуюсь, как ребенок, потому что могу не быть честным, как Эвелина. Только от вранья собственной матери вкус тлена на языке.

Глава 39. Плейбой

Я пытаюсь переубедить Эвелину ехать на суд вместе со мной в моей машине, но в ответ на не очень ласковые попытки вытурить ее из салона «Ровера» Эвелина демонстративно пристегивается ремнем безопасности. Она вся на нервах из-за встречи с бывшим, и половину ночи просто лежала у меня в руках, практически не шевелясь. Я уснул первым, а когда проснулся, моя Кошка лежала на том же месте и в той же позе, и все так же смотрела на меня своими хрустальными глазами.

Целую неделю она нормально засыпала и просыпалась, и вот опять — бессонная ночь.

Было бы слишком сказочно, если бы я стал тем самым безотказным лекарством от ее болезни, но мне все равно хотелось им стать.

— Все будет хорошо, — как мантру, повторяет Эвелина.

Половину дороги она занимается бесконечным повтором успокоительных фраз, а вторую половину просто выкручивает музыку на максимум и кладет голову на окно. Совсем как в день, когда мы впервые встретились. Такое сильное дежавю, что хочется притормозить в первой же подворотне и сделать то, что я не решился сделать тогда — отыметь ее на заднем сиденье своего «монстра». Судя по ее взгляду в мою сторону и мгновенно прикушенной губе, наши мысли пересекаются.

Может быть, я просто слышу гадкие зловонный запах изо рта дышащей мне в затылок смерти, и поэтому меня так жестко укрывает от потребности выпить свою морозную королеву, словно отраву от всей той херни, что творится в моей душе.