Исповедь пофигиста

Вот что он тогда придумал. Мать работала на складе — огромней, чем Ганновер. Привезли нефтяные резервуары. Что сделали родители? Мать скоммуниздила один резервуарчик тонн на сто, взяла у государства для личного пользования — все дела.

Дальше мы приобрели огород. Пришел шагающий экскаватор, у него ковш пятнадцать тонн, выкопал яму на весь огород. Такой, блин, котлованище получился! И туда мы кинули скоммунизденный резервуар, а на нем посадили огород и построили дом. В доме был люк, его открываешь — и попадаешь в бункер. Нет, в погреб. В резервуаре стал погреб, понятно?

Мы его уложили досками. Между ними и железом — керамзит со мхом: тепло и мыши не заводятся. Одна проскочила — мы ее удушили. Есть старинный чисто русский способ охоты на мышей. Мышеловкой же мышь в погребе не поймаешь. Если рядом картошка, овощи, фрукты, патиссоны разные, на фиг мышам твой сыр и мясо копченое. Тогда толчешь в железной ступе стекло и смешиваешь с сахарной пудрой. Ясен результат? Потому что мыши — смертный приговор погребу.

Ну, черт с ним, с погребом. Дом мы тоже сделали по самым несоветским стандартам. Но все из отечественных материалов. Дом красивейший. Шифер для крыши тоже мать достала. Конечно, я самый легкий, мне и шифер укладывать. Отец где-то нашел блок для альпинистов. Мне привязывают на шею лист шифера и подымают на крышу. Я прибиваю лист, а мать в это время ходит внизу и все, что с меня просыпалось, поднимает — гвозди, молоток… Отец ей кричит:

— Мать, уйди! Он тебе сейчас на голову лист уронит…

— Да ну тебя, борода, — смеется мать и нагибается за очередным гвоздем.

И кончик ее платка касается земли. Я тоже возмутился:

— Отец! Не пугай мать… твою!

И уронил вниз лист шифера. Хорошо, мать не успела шелохнуться. Только кончик платка отрубило, а могло бы и голову. Повезло.

Мы для себя еще два дома в округе построили. Почему нет? Последний на одиннадцатом километре. Вот там отец и вырубил свой исторический балкон; там был и скоммунизденный генератор. Отец все собирался шведскую печку приладить.

Да, так затопили мы баньку. Без женщин, без никого. Ну, Новый Год. Мороз трескучий, банька рядом с озером, а дом на краю тайги. Сбоку пять теплиц и восемь парников, в них и росли гладиолусы, которые отец зимой продавал по сумасшедшим ценам. Все честно, не надо! У нас в Стрежевом цветы ни у кого не росли. Ну, еще у двух-трех. Земля-то промерзает. А мы землю обогревали. Зато не цветы, а золото.

Перед армией отец купил трактор, еще одну машину и сто метров Оби. У нас озера и реки тогда продавались: бери — не хочу. «Штаны», «Утес», где осетр идет, — за пять тысяч. Теперь сто метров Оби стали нашей частной собственностью. Хочу — спалю, хочу — взорву. Я говорю отцу:

— Ты поставь кооператив «Калитка». Будем за пошлину баржи пропускать.

Отец там щук развел. Никто ему стал не указ: идет рыба на нерест, не идет — рыбнадзор не вмешивается. Приват, блин, частные владения! С колючкой. И рыбнадзор ездит и следит, чтоб никто в эти частные владения не совался.

Ну, отец вообще считался кулаком, а все плакался: бабок нет, свинью кормить нечем. Нет, конечно. Откуда им взяться: то трактор, то сто метров Оби, то балкон на одиннадцатом километре. Но тут все элементарно. Это — мое!

Взяли, значит, мы бутылочку. А у нас печка была, буржуйка-холера. Искры во все стороны, но грела хорошо. Прихватили мы водочку и пошли в баню греться. Открыли окна, кто тут будет воровать — тайга кругом. А свой «москвич» прямо рядом с баней поставили — для наглядности.

Все очень удобно: вышел в предбанник, стакан опрокинул — снова зашел. Закусил огурчиком — опять туда же. Долго мы парились с батей, часа три-четыре, бутылки две-три. А потом — такая история:

— Давай, — говорю, — выбежим на морозик, протрезвеем. Нам же еще домой ехать. Не забыл?

А батя-то совсем пьяный. И я пьяный. Ну, мы и вышли… А дома нету!.. Одни угольки лежат. И машина вся обгорела. Откуда я знаю почему? Может, уголь упал с поддувала, может, инопланетяне решили отметиться. Ну, все хорошо, но дом сгорел…

И дым идет. И машина была синего цвета — вся черная. У отца там был полный коллапс — все добро сгорело!

Но надо же теперь домой добраться, а мы голые. Шмотки-то все в доме были, права сгорели. А еще говорят, что права не горят… Одни пустые бутылки в бане уцелели.

Ключи от машины тоже в доме лежали — найди их теперь. Пепел горячий, а мороз — сорок, ногам жарко, а жопа замерзает. Но ключи мы все же нашли, голые влезли в «москвич». А как домой подъехать — светло же еще? Не бежать же перед машиной с криком «Погорельцы!»

Ну, снимаем мы чехлы с сидушек, проделываем дырки, получилось так: спереди прикрыто и красиво, а сзади вся красота наружу. У отца ноги к педалям прилипают. Сибиряки!

Короче, доехали до дома. Отец говорит:

— Я тебя здесь обожду, а ты поднимись к нам.

Я говорю:

— Не, отец, лучше ты.