Исповедь самоубийцы

Я решительно сбросила с себя халатик. Мимоходом подумала о том что вполне вероятно, на меня сейчас смотрит та же Настоятельница. А может, и не только она. Неважно. За все это последнее время я так свыклась с мыслью, что за мной могут подглядывать, что уже не обращала на эту вероятность внимания. Да-да, как ни странно это звучит, к такому тоже привыкаешь… Достала из стенного шкафа свой сарафанчик, в котором вышла из дома, чтобы ехать по приглашению Вячеслава Михайловича, польстившись на уговоры Игоря Викторовича. Надела его.

Решительно направилась к двери.

Однако едва я успела ее распахнуть, как отпрянула. За дверью стояла Настоятельница. В руках она держала поднос.

— Вы куда собрались, Барби? — любезно поинтересовалась хозяйка.

Она надвинулась на меня всей своей массой, и мне пришлось податься назад.

— Мне здесь больше нечего делать, — проговорила я. — А потому я хочу уйти.

Теперь, когда порыв угас, я понимала, что меня без разрешения Самойлова отсюда не выпустят. А прорываться силой — силы-то у меня на то и не хватит.

— Не надо, Барби, — чуть возвысила голос Настоятельница. — Вы же прекрасно понимаете, что эта ваша выходка ни к чему не приведет.

Понимала, конечно.

А она глядела на меня все с тем же выражением лица. Глаза горели жадно. А губы кривились в иронической улыбке. Будто знала она нечто такое, что распирает ее от желания мне рассказать, да только никогда не решится на это.

Настоятельница поставила поднос на столик. Там был уже ставший привычным набор: коньяк для нее, мой коктейль, лед… Ну и так далее.

Распрямившись, хозяйка повернулась ко мне.

— Вячеслав Михайлович предполагал, что вы можете попытаться уйти, а потому попросил навестить вас и поговорить с вами.

— О чем? — вырвалось у меня.

Сейчас, коль уж уйти нельзя, коль уж оказалась я едва ли не пленницей, я скорее предпочла бы побыть одной, даже «видик» посмотреть. Но находиться в одной комнате с Настоятельницей не хотелось.

По всей видимости, она это поняла. Тем не менее опустилась на привычное для себя место, в кресло, и уставилась на меня.

— Присаживайтесь, — предложила она мне.

Что ж поделаешь? Приходилось покоряться.

Настоятельница подняла свой стакан с коньяком. Кивнула мне на бокал.

— Ну а вы что же?

…Скоро я поняла, что в мой напиток мне что-то подмешали. Что именно — понятия не имела. Я не была пьяной, я не чувствовала себя так, как, по идее, должен себя чувствовать человек, употребивший наркотик. Зрение не туманилось, речь была твердой. Вот только…

Женщины меня поймут! Только чувствовала я, как вдруг налились соски грудей, как внизу живота стало горячо… Вдруг нестерпимо захотелось ощутить на своих губах поцелуй, да такой, чтобы до боли, до того, чтобы зубами царапнул он меня…

Нет, не могу, не буду, это нельзя, это дочка будет читать, а ей еще рано, рано, рано…

— Как ты себя чувствуешь?

Настоятельница уже сидела рядом со мной на диване. Поглаживала меня по руке.

И мне это вдруг стало приятно. И глаза ее горящие уже не вызывали неприятия. И губы… Я была уже согласна даже на такие губы, на губы, вокруг которых нет привычной колкой мужской щетины…

Господи, чем же и зачем она меня опоила, эта мужеподобная ведьма?

Я не знаю, что со мной произошло, не знаю, что меня вдруг сдернуло с дивана.

Быть может, осознание того, что и здесь может оказаться глазок телеобъектива, который направлен прямо сюда и который скрупулезно фиксирует малейшее действие, происходящее здесь… А может, вдруг бросилось в глаза, как возбужденно вздымается женская грудь между по-мужски мускулистыми руками… А может, представилось, как пленочка эта будет растиражирована и продаваться в метро и станут ее просматривать, роняя сопли и слюни, девочки и мальчики младшего школьного возраста… А то еще и Петру это покажут…

Не знаю.

Только я вдруг, неожиданно даже для самой себя, вскочила с места, отдернув свою руку.

— Прекратите! — громко сказала я.

Она не удивилась. Только опять искривились ее губы в странной усмешке.

Потом поднялась со своего места и молча направилась к двери.

— Кувшин забери! — крикнула я ей в спину.

Женщина оглянулась. Снова бросилась в глаза ее странная ухмылка.

— Пусть постоит пока, — произнесла она непонятное. — Вдруг еще пригодится…

2

Это ж надо было так случиться, что внезапно, после столь длительного трудового галопа, мне вдруг нечем стало заниматься. Работу, на которую наняли и за которую обещали заплатить, безо всяких объяснений неожиданно отобрали, а ничего взамен не предложили. А внутри, в самых интимных «закоулочках» тела, по-прежнему трепетало, хотя уже и не так остро, как раньше, неугасимое желание… Как бы это сказать… Ну, скажем, желание близости.

Вот ведь опоила-завела, чертовка мужеподобная, растак тебя, расперетак!..

Так чем же теперь заняться, коль так уж все сложилось? Не просить же, и в самом деле, эту «розоватую» фурию пригласить ко мне какого-нибудь клиента!.. Слишком я себя уважаю и ценю, чтобы становиться панельной девкой! Да и она сама, российская полномочная представительница аборигенок с острова Лесбос, меня тоже отнюдь не прельщает.