– У него есть хорошие фильмы – робко отвечаю я. Не понимая при чём здесь Тарковский – советский кинорежиссёр.
– Так я и думал! Всё с тобой понятно! Все кто пишут и снимают про писюны, любят Тарковского!
В общем, я ушёл оттуда. Заебал он меня вконец! Как и эта группа дегенератов, которые врятли когда-нибудь вынут палец из своей жопы.
Мать
Есть глубокие занозы в моей собственной заднице, впившиеся очень глубоко. И мучавшие меня всю жизнь. Родители – это люди, мощнейших образом влияющие на твою судьбу, хочешь ты того или нет. Ты с ужасом находишь в себе те же черты, которые были у них и которые не приводили тебя в восторг. Ты впитываешь, как губка, все те настроения, которые преобладали в вашей семье, на протяжении всей совместной жизни. И чтобы обрести истинного себя, для этого нужно вытащить длиннющую занозу негативного опыта из своей раненой жопы. Не самая лёгкая операция!
Про отца и его невесёлую судьбу я уже писал. Мало того, что он взвалил на себя семью, когда к ней был совершенно не готов. Жалость или слабость им двигали тогда, не знаю… Но оставался он с моей матерью, поддерживал с ней связь, по большей части из-за меня. Что особенно тяжело было наблюдать.
К матери, весь осознанный возраст, у меня были странные чувства. Прежде всего – опасение. Её непредсказуемые вспышки гнева были фееричны. Словно живёшь с опасным тираннозавром. Поэтому я никогда ничего не просил у неё, и не высказывал никаких чувств при ней.
Жил словно с опасным хищником. Когда мне стукнуло пятнадцать, она активно начала поговаривать, чтобы я шёл работать и думал, как бы быстрее свалить из дома. Удерживало её только присутствие отца. Которого она не любила, но брала все его деньги. Поэтому некоторые слова папаши чего-то да стоили. Надо отдать ему должное, в неких морально-этических вопросах он был непреклонен. Сочувствия в нём было куда больше, чем в других. Пока он сам не осознавал, какое его жизнь говно и не впадал в раздражённость и озлобленность.
Мать была абсолютно непредсказуема и неизвестно, чего можно было ожидать от неё в следующую минуту. Я не чувствовал ни любви от неё, ни надёжности, только беспокойство и непредсказуемость. С этими эмоциями и жил.
Я настолько эмоционально отморозился от матери, что её саму это иногда пугало, и она делала шаги мне навстречу. Что-то полезное или приятное. Но подарки от неё мне было принимать еще тяжелее, чем равнодушие.
К равнодушию я привык, я прекрасно понимал, что это такое. Оно меня никак не тяготило, со временем. Но вот когда мне делали подарки, мне приходилось проводить целую психологическую работу над собой, чтобы принять их. Они вызывали у меня максимальную грусть.
Я не настолько тупой, чтобы кого-то винить. Моя писанина не имеет такой цели! Человек, который полон говна, сам нередко травмирован, ещё глубже, чем ты. Но по человеческим качествам, мать была мне чужда и неинтересна, со своими мелкими материальными заморочками, комплексами госпожи, и разводкой мужа на бабло.
А любви в нашем доме не было. Ведь только любовь создаёт мостик между людьми. Только любовь и сопереживание могут дать настоящий интерес к человеку и понимание его. Когда же ты видишь, что эти дверки закрыты, то и терять тебе возле них нечего.
Мать, как и отец, были не способны на открытость и откровенность не только со мной, но и друг с другом. Словно у них были шторки на душе, прятавшие самые потаённые её углы. Словно совершили они нечестность сами с собой и прибывали в ней большую часть своей жизни. В неком состоянии иллюзии семьи. А семьи, по сути, никогда у нас и не было.
Бессмысленные будни моего члена
– Муж поставил мне на телефон маячок. Я оставила телефон у сестры, она тут недалеко живёт. А сама пришла к тебе – говорит баба в перерывах, между минетом – у меня очень, очень, очень мало времени.
– Соси, продолжай. Да, да, вот так – отвечаю я.
– Мой муж полицейский. Он очень ревнивый. Он постоянно следит за мной.
Смотрю я на эти плюс двадцать килограмм лишнего веса и искренне не понимаю мужа. Зачем следить? Трахается на стороне и хорошо. Ему же меньше работы дома!
***
– Ну и апартаменты у тебя. Такое ощущение, что кто-то помер в этой квартире. Тебе надо вызвать священника и окропить всё святой водой – несёт хуйню баба, после массажа с еблей.
Во время массажа, я старался аж четыре часа подряд, был весь мокрый, как будто сам на себя сквиртанул. Ни одна шлюха не старается так для своего клиента. А в ответ, нате, выслушиваю такое.
***
Пригласили однажды меня в гости пара хачей. Муж и жена. Точнее в сауну. Я вхожу.
– Мешельме, хуельме, жопольме… – на меня не смотрят, теребонят друг с другом на своём наречии.
Я не понимаю ни хера. Сажусь, смотрю на них.
– Массаж – говорю – приехал. Начнём, нет?
Они посмотрели на меня и продолжают теребонькать на своём языке, бабе явно что-то не нравится. Она даже расстроена весьма. Вполне возможно обсуждают, что за ёбаная обезьяна к ним приехала. Ну, я про них думаю тоже самое. От нечего делать разделся догола.