Исповедь школьника

— Все понятно! Блуждание вслепую во мраке переходного возраста. Ну, что ж… Николай Михайлович, могу ли я Вам предложить расположиться вот здесь, в гостиной — вот кресло, присаживайтесь. Если желаете, можете пока ознакомиться с моей библиотекой. Сейчас горничная принесет Вам кофе. Как Вы относитесь к хорошим сигарам? — Он указал глазами в сторону зеркального бара, где красовались разноцветные бутылки. — Может быть, желаете чего-нибудь покрепче после тяжелого дня? Шампанское, ликеры — это для… прекрасного пола! — он метнул беглый шутливый взгляд на меня, — а для стариков вроде нас с Вами имеется хороший коньяк, виски, пожалуйста, не стесняйтесь! А мы пока побеседуем с мальчиком. Женя, если не ошибаюсь? — Я кивнул. — А мы пока побеседуем с Женей. Потом я приглашу Вас. — Он открыл дверь в кабинет и пропустил меня вперед, ласково обняв за плечо, и сказал, обернувшись к отцу: — «Икс Эс» — благородный запах, и вполне подходит для воспитанного мальчика из хорошей семьи. У Пако Рабанна всегда был превосходный вкус. Вы знаете, Николай Михайлович, что Кельвин Кляйн тоже выпусти новую коллекцию ароматов и нижнего белья для юношей? Я уже был на показе — это идеально для Вашего сына. Пожалуйста, при случае обратите внимание, я думаю, Жене это будет интересно…

В кабинете стоял полумрак, светила только волнующе — малиновая лампа с мягким, свободно двигающимся абажуром на большом письменном столе из темного дерева. Несколько глубоких, мягких кресел, роскошная, мягкая кушетка с наклонным изголовьем. На стене — черная доска вроде школьной, и тоже почему-то лежал мел, как в классе. Доктор усадил меня на кушетку, а сам опустился в кресло напротив.

— Ты можешь прилечь, Женя, — сказал он дружелюбно. — Расслабься, не стесняйся, так тебе будет удобнее, — добавил он, видя, что я чувствую себя довольно неловко. — Пожалуйста, мальчик, не бойся, я ведь тебе ничего плохого не сделаю!

Я последовал его совету и лег, откинувшись на изголовье кушетки, сбросив ботинки, вытянув ноги в белоснежных носках, и из-за этого чувствуя себя еще больше не в своей тарелке, и он это видел…

Доктор сидел, закинув ногу на ногу и сцепив руки на колене. Он расположился так, что лампа совсем не освещала его лица, и я видел только его силуэт. Я же оказался полностью освещен и был перед ним, как на ладони.

— Честно говоря, — сказал доктор, — я совсем не удивлен, что мы встретились, и, честно говоря, что встретились именно таким образом, и опять — таки, честно говоря — рад этому. Позавчера, встретив тебя с другом на бульваре, я поначалу решил, что вы просто, скажем так… ищете новых, — он подчеркнул, — выгодных знакомств. И поэтому разговаривал с вами несколько иначе. К великому счастью, я ошибся, так что забудем мой фривольный тон. — Он помолчал. — Потом, в кафе, я разглядел вас обоих лучше. По вашей одежде, по манере себя вести и по тому, как ты легко швыряешь деньги (я же все видел и слышал — вы были такие откровенные!), я понял, что вы — очень симпатичные ребята, дети приличных родителей (как оно и вышло), и, возможно, вскоре мы увидимся — и уже увиделись, в моем кабинете. Должен сказать по справедливости, и ты, и твой друг очаровательны, и прекрасно смотритесь вдвоем. Вы оба отлично танцуете, особенно ты, когда ведешь кавалера, исполняя при этом женскую роль. — Он сказал вполголоса, скорее думая вслух, чем обращаясь ко мне: — Какая интересная борьба между природой и темпераментом, так сказать, двойное сбрасывание рамок. Твоя внутренняя, истинная природа побеждает внешнюю, изначально мужскую, а затем склонность к горячим, решительным действиям, возвращает к активной роли, но уже в другом качестве… Итак, Женя, зачем мы встретились? У этого есть внешняя причина. Взрослые, находящиеся вокруг тебя, уверены, что ты отчего-то очень страдаешь, что тебя что-то тяготит… Вполне может быть, что неосознанно… Так ли это в действительности?

Я подумал и кивнул головой:

— Возможно, что так!