Исповедь сорокалетней женщины.

-Пойти в церковь. Посоветоваться со священником. Помолиться за Игоря. Ну, подумай! Чего хорошего тебе дадут колдуны? Когда бесы делали людям добро? Просить надо Бога, Святых.

Марина перебила меня, и голос её был очень раздражённым:

-Катя, ты врач, образованный человек. Ну что ты всякую чушь порешь! Бесы! Тёмные силы! Светлые силы.

-Объясни, если ты так считаешь, зачем собираешься к колдунье?

-Потому что она уже помогала мне.

-Ты считаешь, что она и Толику помогла?

-Не Толику, а Татьяне.

-Да-а-а. Если это помощь, тогда что вредительство?

-Кать, ты последнее время очень однобоко мыслишь.

Я тяжело вздохнула.

-Между прочим, - продолжала Воскобойникова, - колдунья иногда креститься, иногда молитвы читает.

Я не знала, что сказать. Может, я правда зря вмешиваюсь? Может быть, действительно не надо навязывать своё мнение, а если оно ошибочно?

Но я очень ясно чувствовала, я просто знала, что моё мнение правильно.

-Кать, ты чего молчишь?

-Марин, поступай, как знаешь. Только в Библии написано: «Ворожеи не оставляй в живых».

-А ты что, читала?

-Немного.

Маринка помолчала, потом заговорила, отчётливо произнося каждое слово:

-Кать, я не читала Библию, и вся моя вера ограничивается тем, что в детстве меня крестила бабушка. Я не знаю, что такое колдуньи, и какие силы они призывают, но я знаю, что они реально помогают. Я больше не могу бороться с Игорем. У меня на это не остаётся ни сил, ни возможностей. Не за руку же мне его везде водить! А колдунья сможет его приворожить. Ну, привязать что ли. Я не буду просить болезней для него. Может, для его пассии. Я постараюсь вернуть его в семью. Так ведь можно?

-Марин, я уже высказала своё мнение на этот счёт. Нового я тебе ничего не скажу.

-Ладно. Как хочешь.

Я не стала больше переубеждать Воскобойникову. Пусть сама строит свою жизнь. Что могла я сказать ей еще? Наверное, могла сказать, что заговоры колдуньи – это самое лёгкое по выполнению действо. Нужно лишь пойти к бабке, а вот попробовать обратиться к помощи молитвы, к советам священника – это уже более сложное мероприятие. Ведь молиться трудно. Исполнять советы, требующие от человека терпения, кротости, доброты, ещё труднее.

Я могла начать объяснять всё это подруге, но, честно говоря, я уже устала. У меня самой не всё было благополучно, о чём никому не говорила, так почему я должна убеждать Маринку в том, что чёрное – это чёрное, а белое – это белое? Пусть разбирается сама!

***

Вечером Андрей пришел домой без опоздания, как всегда в последнее время. Он был грустным и удручённым, что было мне крайне неприятно. Я думала, что его грусть связана с необходимостью расставания с Анной или с нежеланием идти на исповедь.

Андрей последнее время осунулся, начал сутулиться, вскрикивать по ночам. Он даже как-то посерел лицом.

В тот вечер мы вдвоём ужинали на кухне, и я не выдержала и сказала:

-Андрей, перестань мучиться. Я не хочу тебя ни к чему принуждать. Поступай так, как считаешь нужным. На тебе последнее время лица нет.

Он внимательно посмотрел на меня:

-Это так видно?

-Да.

Опять волна ревности начла накатывать на меня, но голос Андрея отвлёк от неприятных эмоций:

-Кать, со мной происходит что-то странное.

Я молчала и вопрошающе смотрела на мужа. Он продолжал:

-Ты знаешь, я на следующий же день после нашего с тобой разговора сказал, что не хочу оставлять семью, а жена требует, чтобы я выбрал: или, или. Я сказал, что выбираю жену. Она стала убеждать меня в том, что никогда не ждала, чтобы я бросил семью, а роль изредка любимой женщины её вполне устраивает. Я сказал, что уже стар для роли изредка любящего мужчины. В общем, мы немного посмеялись, попрепирались и разошлись. Через время я стал задыхаться на работе. Прямо волна удушья накатывает. Так страшно. Когда я в первый раз стал расстегивать ворот рубашки и ослаблять узел галстука, она подошла и помогла. Удушье отступило. И представляешь, стоит только ей быть около меня, я перестаю задыхаться. Первые несколько раз я не делал таких выводов, считая, что это лишь совпадение, но совпадение, повторяющееся многократно, становится закономерностью. Кать, я не знаю, как это объяснить, но меня это пугает. У меня и сердце иногда ухает.

Я тут же вспомнила о Маринке и её колдунье. А что если и здесь что-то нечисто?

Андрей смотрел на меня, как провинившийся ребенок. Он не привык и не любил болеть, а во время болезни становился морально уязвимым и сильно зависел от меня. Задумавшись, я забыла о том, что он ждёт ободрения и, спохватившись, сказала:

-Не расстраивайся! Тебя обследуют и найдут причину.

Сказав это, пошла звонить Маринке.

Трубку подняла сама Воскобойникова и сказала сонным голосом:

-Алло.

-Привет, Марин. Я тебя разбудила?

-Смотрела телевизор и провалилась. Сыновья сегодня у мамы, а Игоря ещё нет.

-Марин, а вот если человека привораживают, привязывают. Помнишь, ты говорила?

-Да.

-Как это обнаружить можно, если на лицо лишь субъективные ощущения того, кого привораживают?

Маринка, словно сразу проснувшись, спросила бодрым голосом:

-А кого привораживают? Андрея?

Я задумалась, прежде чем ответить, но потом всё же сказала:

-Да.

-А где? Кто?