Завершив ужин, мы разошлись по спальным комнатам, стараясь побыстрее уснуть, чтоб попасть на утренний клев хоть чуть выспавшимися. Но черт не дремлет, когда мужики выпьют по рюмке. Не так давно, в этом же доме рыбака, я подшутил над генералом Косицыным. Когда он могуче захрапел в своей кровати, не давая мне уснуть, я взял в охапку в вестибюле стоявшее там при входе чучело дикого кабана-секача и тихонько примостил его в постель, рядом с Сашей. Но ожидаемого эффекта не получилось. Как и полагается Герою, он ночью нащупал рядом с собой зверя, сообразил, что это моя шутка, и перенес его в мою кровать. Благо, я тут же проснулся.
И вот профессор Косицын решил повторить эту шутку над, как их сейчас называют, «партократом», затеявшим с нами перепалку. Но в темноте перепутал кровати и положил чучело кабана в постель ни в чем не повинного водителя малолитражного автобуса, в котором приехало высокое начальство. Во второй половине ночи нас всех разбудил истошный вопль… Мы вскочили с постелей, включили свет и увидели лежащего на полу ошалевшего от испуга водителя автобуса… Пришлось успокаивать его валидолом и рюмкой водки из запасов Саши Косицына.
И надо же было случиться такому, что через несколько дней Морозов вместе с несколькими работниками Министерства сельского хозяйства был вызван в Совет Министров. Когда зашли в зал заседаний, Петр Иванович увидел за начальственным столом знакомого рыбака — главу бригады, с которой свела нас судьба на прошлой рыбалке. Поздоровавшись, как добрые знакомые, со смехом вспоминали о чучеле дикого кабана. Потом началось совещание, о котором Морозов рассказывал мне в машине, когда мы в очередной раз ехали на водоем.
— И знаешь, какая была повестка дня? — весело спросил у меня Петр Иванович. — О хлебном квасе!.. Москва, мол, задыхается без кваса, у цистерн стоят километровые очереди, а работники Министерства сельского хозяйства прохлаждаются на рыбалках… Вначале я стерпел обиду, а потом улучил момент и задал нашему знакомцу вопрос:
— А очередей за молоком вы не наблюдали в Москве? Или в любом другом городе?
— Нет, с молоком у нас благополучно, — ответил председатель.
— А что легче — надаивать молоко или изготавливать квас?
— Вопрос не по существу!
— Если не по существу, то зачем вы меня, ведающего животноводством страны, вызвали на совещание о квасе? — участники собрания заржали, рассказывал Петр Иванович. — А если уж вызвали, то подчините мне производственные мощности, дающие квас, и через неделю мы зальем Москву квасом. Но тогда молоком занимайтесь сами!
— А вы не ерничайте, товарищ Морозов, У нас кроме кваса есть еще другие проблемы.
— Я притих, полагая, что впереди, видимо, что-то будут говорить о животноводстве. Но вдруг председательствующий объявляет:
— А теперь давайте обсудим проблему лука! — В тот год в стране не уродился лук. — На рынках и в овощных магазинах он отсутствует полностью…
Тут я вновь не стерпел, но голоса подавать не стал, а послал в президиум две частушки (кто-то из вас сочинил их, когда мы на рыбалке тоже говорили об отсутствии лука):
Внизу приписал: «Вот единственный выход из «лукового тупика», — и демонстративно удалился из зала заседаний.
— Первую частушку, кажется, сочинил в несколько ином варианте Михаил Дудин, — объяснил я Морозову. — А вторую слепили мы сообща…
Разговор продолжили, когда, выйдя на озеро, заякорили рядом две лодки и забросили в воду удочки.
— Думаешь, простили мне ваши частушки? — со смехом спросил у меня Петр Иванович.
— А вы что, подписали их?
— Догадались. Пригласил меня на Старую площадь инструктор ЦК, который курирует наше министерство. Вначале затеял разговор об удоях коров, молодняке, кормах, удобрениях. Потом вдруг достал из папочки знакомую мне записку и с издевкой сказал:
— Петр Иванович, такие ваши шуточки могут плохо обернуться.
— А разве над дураками шутить нельзя? — спрашиваю.
— Почему — дураками?
— Зачем же меня, замминистра по животноводству, вызывают на совещание, где решаются проблемы кваса и лука? У меня своей работы по горло! Да у нас есть и своя коллегия.
— Это общегосударственные проблемы, а вы бывший первый секретарь крупного обкома партии и могли бы вспомнить свой прежний опыт, поделиться дельными мыслями, — и отчитал меня как мальчишку.
— Неужели рядовой инструктор ЦК партии выше по положению союзного заместителя министра? — удивился я.
Морозов горько засмеялся, помолчал, а затем, стишив голос, сказал: