Исповедь старого дома

Неважно, кто сдался первым. Но им стал Михаил. Отвлекся один раз, отвлекся другой. Аня знала — в творческой тусовке полным-полно длинных языков, да и фотографии его «отвлечений» не заставили себя ждать.

Она промолчала в первый раз, стерпела и во второй, а на третий вместо долгих и мучительных объяснений оставила только короткую записку:

«Яблоко от яблони… Не волнуйся: с ума не сойду. Ушла. Прощай. Аня».

Долгих сборов и шумных переездов она не любила. Поехала к матери. Появлением своим особых эмоций не вызвала. Пришла и пришла. Что есть, что нет — разницы нет. В общем, все, как обычно.

Академик к тому времени отошел в мир иной, оставив народной артистке и шикарную квартиру, и отличное пожизненное содержание в виде процентов, регулярно поступавших на счет (иностранцы прилично платили за научные открытия). На эти средства можно было по-прежнему содержать домработницу, покупать наряды и время от времени поправлять тронутые возрастом участки лица и тела. Душу, правда, скальпель исправить не мог:

— Дура ты, Нука. Показала характер и возвращайся, а то уплывут твои денежки к другой: помоложе и порасторопнее.

— Пусть. Не в деньгах счастье.

— Но и с голым задом, знаешь ли, можно чувствовать себя на седьмом небе только в двадцать, а тебе уже четвертый десяток пошел.

— Сама разберусь.

Разбираться самой не получалось. Миша пробовал вернуть жену. Сработала мудрость «что имеем — не храним, потерявши — плачем». Пытался наладить отношения: приезжал на съемки, ждал у служебного входа после спектаклей и даже домой к теще как-то пришел.

— Ань, ну, оступился, бывает. С каждым же может случиться. Прости. Ну, прости, а?

— Да я бы и сама рада, но если не получается…

— Ты вспомни, ты же сама говорила: «Что ты во мне нашел, я же обычная женщина, простая русская баба». А раз простая — значит, должна уметь прощать. Говорила ведь, Ань?

— Я лукавила, Миш, — ответила с вызовом, не отводя глаз, и добавила громче, так, чтобы слышала великая актриса Панкратова: — Я не простая баба. Я Анук.

Он ушел, а Аня потом еще долго выслушивала игривые актерские упреки, что Анук из нее — как из доярки «Анжелика — маркиза ангелов»:

— Такого мужика самолично отвадить! Дура — дура и есть.

— Не я его в чужие постели укладывала.

— Неважно.

И снова Аня чувствовала, что мать не так уж не права, и мысли эти вызывали раздражение и отторжение. Хотелось сочувствия и понимания. Такого, например:

— Правильно, что ушла, дочка. Строй свою жизнь, — говорила Ане свекровь.

Миша все-таки купил дом и часто проводил там выходные с какой-нибудь начинающей актрисой без диплома и способностей, но, как положено, с силиконовой грудью и ногами от ушей. А Аня проводила время со ставшей родной за прожитые годы женщиной.

И эта женщина, пожертвовавшая своей судьбой из-за мужчины, советовала Ане:

— Живи своим умом. Не будь зависимой. И никого не слушай.

Аня все же послушала. Послушала свекровь и принялась активно устраивать собственную жизнь. Для начала съехала от матери. Как водится, с одним чемоданом и запиской вместо разговоров. Неужели захочется снова отбрыкиваться от упреков в собственной дурости? Такого желания у Ани не было. Было другое: доказать всему миру, а в особенности двум людям, что она справится, выживет и сможет стать и счастливой, и известной, и состоявшейся, и затмит популярностью их обоих.

Говорили ли в ней обиды, амбиции, а может быть, и те и другие сплелись в хитром заговоре, неизвестно, только Аня семимильными шагами побежала к той же цели, к которой всю жизнь шла ее мать. Молодой женщине повезло больше: судьба сжалилась и не заставляла перешагивать через трупы и идти по поверженным головам.

Аню приняли в репертуарный театр после долгих просьб и уговоров с ее стороны.

— К чему вам строгий график и жесткая дисциплина? Вы вольны выбирать картины, проекты и спектакли. По-моему, кино и антреприза — ваша стезя, — говорил ей художественный руководитель.

Но она была непреклонна:

— У меня нет ни мужа, ни детей, так что я бы не возражала, если что-то в этой жизни будет, в конце концов, меня дисциплинировать. Зато есть достаточное количество мозгов, чтобы понять, где именно хороший актер становится гениальным.

— Что ж, добро пожаловать, — отступил худрук, и Аня оказалась на сборе труппы.

Она не ежилась и не смущалась от недружелюбных взглядов коллег женского пола, которые отчетливо понимали: к ним пришла звезда, которая, если и не отберет их роли, то к новым точно не подпустит. Они не ошибались, но их завистливые взгляды вызывали у Ани скорее сочувствие, чем раздражение. Она бы тоже смотрела затравленным зверем, вторгнись на ее территорию чужак с повадками хозяина. А вести себя по-хозяйски пришлось. Чуть зазеваешься — подвинут и растопчут. Требовалось быть предельно внимательной, корректной и очень осторожной, чтобы не вызвать лишних пересудов.