Исповедь Стража

— Не единожды в прежние времена услаждал ты песнопениями слух Великих, о Финарато. Так спой же и ныне нам, дабы звуками дивных песен наполнились души наши.

Песню… нет, этого он не отдаст им, этого они не получат! И страшно — страшнее, чем там, перед Жестоким, — видеть ожидающие лица, жадно блестящие глаза, и вся эта блистающая тысячеликая толпа, затаив дыхание ждущая — что сделает он, кажется ему внезапно стаей диких зверей, раздувающих ноздри в предвкушении крови… Нет, они не дождутся этого, он не станет бросать им на потеху свою душу, нет! Это страшнее смерти в гнилой дыре, и кривятся, и скалятся уже почти орочьи морды — ну же, мы ждем! И им — отдать последнее, что у него осталось?! Отняли любовь, свободу, заперли в золотой клетке и выставили на погляд толпе… даже Враг не придумал бы худшей пытки…

Враг… Должно быть, он тоже стоял — так, под взглядами, как под бичами, видел те же глаза Бессмертных, жаждущих нового развлечения. Легче, когда ненавидят; а когда — так?.. Сейчас он почти понимал Врага, и неожиданная тень горького сострадания, коснувшаяся его сердца, почему-то не только не показалась ему кощунственной, но даже не удивила его.

Он молчал. Острые ноготки Амариэ впились в его руку.

— Пой же — сам Король Мира просит. — Она продолжала улыбаться.

Он закрыл глаза, со стороны слыша свой голос:

— Да простят меня Великие и ты, о Король Мира, — поклонился вслепую. — Хриплый голос мой не приличествует веселому пиру. Но ведомо всем, сколь прекрасны песни госпожи моей Амариэ, потому ныне смиренно прошу я — пусть поет она перед Великими; и для меня после долгих лет разлуки усладой будет услышать ее.

Король Мира благосклонно кивнул. Амариэ выпустила руку Финрода, и он смог наконец открыть глаза. Уже никто не обращал на него внимания — все взгляды были прикованы к ней, и, дождавшись, когда колдовство песни-восхваления захватит всех, он незаметно выскользнул из зала…

— Владыка Снов…

— Знаю. Мне ведь необязательно быть — там, — не глядя, кивнул в сторону Таникветил, — чтобы понять.

— Если бы я знал…

— Не нужно ничего говорить. Ты уснешь надолго…

— И буду видеть сны?

Ирмо положил руки на плечи Финроду — ласково и успокаивающе:

— Звезды. Вечные звезды — и Песнь. Больше ничего. Спи… спи.

И чтобы тот, кто отрекся от короны и власти ради клятвы, кто бросил вызов Саурону, стал лгать и унижаться, тем более перед ТАКИМ Манвэ? Да никогда! И не укрылся бы он в садах Лориэна, чтобы спастись в забвении сна. Да он сбежал бы из такого Валинора, умер бы еще тысячи раз, только бы не предавать души своей!

Я заглянул в закуток — Борондир сладко спал, и я решил не будить его, хотя опять захотелось схватить его за шкирку, как кот — крысу, и трясти, трясти… Да о чем спорить-то? Ну не могу я поверить в ТАКОГО Финрода и ТАКУЮ Амариэ, опять начну на беднягу орать, он снова захочет дать мне пощечину… Сейчас не до того. Времени мало. Мне нужно успеть…

ГЛАВА 30

Месяц гваэрон, уже 21-й. Ночь

Борондир спал. Наверное, видел во сне что-то приятное, поскольку улыбался. А я читал. Я должен был успеть.

Справа от меня лежала та карта, которую начертил прежде, чем провалиться в сон, Борондир. Надо сказать, у него не только почерк был четким и разборчивым, но и на редкость твердая рука. Конечно, он сделал скорее план, чем настоящую карту, но настолько хороший, что по нему вполне можно идти без особых сложностей. Указаны приметы, даже созвездия и звезды, по которым можно идти ночью. Названия примет давались на местных языках. Он сказал, что если я знаю хотя бы несколько слов или фраз на ах'энн, то там, на северо-востоке, меня, по крайней мере, жрецы тамошних племен поймут и направят куда нужно. Я сравнивал наиподробнейшую карту, одну из лучших во всем Королевстве, с этим планом, и мысленно прокладывал свой путь. Почему я был так уверен, что мне придется пройти этим путем, — не знаю. А вот что я побываю в Хараде — это уж я знал точно. Иногда все происходит как бы само собой — Линхир всегда говорил мне: доверяй своему чутью, у тебя оно есть.

О, да.

Я и на сей раз доверился себе.

И, читая Книгу дальше, я как бы проходил этим путем заранее…

А на пустом листе была начертана руна Памяти и Скорби — Ниэн. И тушью очерчена ветка ивы — ниэнэ, память печали.

И я читал чужую память.

И я читал чужую печаль.

Если не думать о том, кто кому враг, кто кому учитель, — так нет между нами разницы. Мы одинаково любим и теряем, ненавидим и прощаем.

Слишком похоже.

Кто-то коснулся моего плеча. Я обернулся.

Никого.

Почему-то мне показалось, что это тот самый светловолосый из моих снов. Ну что ж, заходи. Мне будет любопытно поговорить с тобой.

Улыбаешься?

Я не вижу тебя, не вижу твоего лица — но знаю.

Знаешь ли, оставь меня сейчас. Я слишком много еще должен успеть сделать. Я не могу разгадывать сейчас твои загадки. Оставь меня. Если я буду жив, если мне все удастся — ты еще успеешь…

ТАИР'ЭНН'АЙНО — ЛЮДИ ПАМЯТИ