Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

А рядом не менее достойно выступала тонкая, нежная девушка, очень юная, вся лучившаяся внутренним светом – Маддалена. Ей не было и четырнадцати, и этот нежный цветок отдавали в жены некрасивому грубому дону Франческо, которому исполнилось сорок лет. Дон Франческо отнюдь не был благороден, напротив, он был груб, любил выпить и провести ночь в самых непотребных местах Рима. Ни для кого не секрет, что дон Франческо торговал буллами и отпущением грехов даже за убийства.

Тогда я впервые содрогнулась, вдруг поняв, что замуж выходят совсем не по любви, а из какой-то необходимости! Это было страшное открытие, в тот день я стала взрослой в душе.

Но я увидела и то, что Маддалена не теряет присутствия духа, она мужественная девушка. Мне очень хотелось иметь такую сестру. У меня были две сводные старшие сестры – дочери нашего отца от других женщин, но они держались от нас особняком и были слишком взрослыми, чтобы замечать меня – малышку.

Я сказала отцу, что мечтаю подружиться с такой прекрасной девушкой, мечтаю, чтобы она относилась ко мне по-сестрински. Отец удивился, но ответил, что нет ничего проще – его кузина Адриана де Мила доводится Маддалене тетей.

Мы подружились! Это была счастливая дружба, я обрела старшую, мудрую не по годам наставницу. Замужество Маддалены было ужасным, ее супруг с годами не стал лучше, напротив, он делал долги, торговал всем, чем торговать не имел права, и только милосердие моего отца, ставшего папой Александром, позволило дону Франческо не попасть в тюрьму из-за растрат и преступлений.

Маддалена учила меня мужеству и терпению. Оказываясь в тяжелом положении, я непременно вспоминала свою такую юную и такую мудрую наставницу.

А еще она рассказывала о своем замечательном отце Лоренцо Великолепном. Я видела портрет Лоренцо Медичи, он не отличался красотой, но все, кто был с ним знаком, в том числе Карло Канале, утверждали, что о внешности забываешь, стоит встретиться взглядом с его большими темными глазами или услышать глубокий голос. Маддалена при всей ее хрупкости обладала сильным характером и таким же обаянием, что, к сожалению, не подействовало на ее супруга.

Карло Канале посоветовал отцу не только познакомить меня с Маддаленой, но и поручить заботам донны Адрианы де Милы. У меня прекрасная мама, и хотя ей очень не хотелось отпускать от себя единственную дочь, она прекрасно понимала, что мне лучше жить во дворце Санта-Мария-ин-Портико и учиться премудростям поведения в обществе там. Я понимаю, как тяжело было маме отдавать меня донне Адриане и видеться не каждый день, но Ваноцци Каттанеи отличалась не только красотой, но и благоразумием и умом. Она пожертвовала собой ради моего будущего.

Мне не было десяти, когда я стала воспитанницей донны Адрианы де Милы. Ласковая материнская забота сменилась жестким порядком дворца Санта-Мария-ин-Портико. Во дворце говорили только на латыни, считая итальянский вульгарным, донна Адриана знала французский, испанский и древнегреческий, от меня потребовали того же. Еще были пение, танцы, рисование и ненавистное мне вышивание. Я не раз поблагодарила Карло Канале за его учебу, теперь мне легко давалось все, кроме этой самой вышивки! Не знала глупей занятия – ковырять иголкой холст, делая вид, что занята полезным делом.

Маддалена посоветовала в это время читать стихи или мысленно вести утонченные беседы.

Кроме того, я немало времени проводила в монастыре Святого Сикста на Аппиевой дороге – донна Адриана решила, что если и учиться чему-то, то в монастыре с незапятнанной репутацией. Мне монастырская строгость и чистота понравились, не раз, когда приходилось сбегать от мерзости окружающей жизни, я пользовалась приютом именно Сан-Систо.

Этот modus vivendi (образ жизни – лат.) меня вполне устраивал, тем более в жизни появилась еще одна подруга. Не просто в жизни – во дворце. Я дружила с внучками папы Иннокентия Баттистиной и Переттой, но их интересовали только наряды и пустая болтовня, а видеться с Маддаленой каждый день не удавалось, у нее были супружеские обязанности, к тому же она родила дочку, к которой синьор Франческо оказался совершенно равнодушен, как и папа Иннокентий, и даже Лоренцо Медичи к своей внучке.

Позже, размышляя над равнодушием Святого отца и великих Медичи к судьбе Маддалены и ее детей, я невольно сравнивала поведение своих родителей по отношению к нам. Отец, даже рискуя своей репутацией и карьерой, добился от папы Сикста признания законности Чезаре и Хуана, а позже, уже став папой, объявил нас всех четверых своими детьми. И он никогда не бросал никого на произвол судьбы! Даже женив братьев против их воли или выдавая меня замуж по расчету, он заботился не только о своих делах, но и о нашем будущем. Я обижалась на отца за браки и разводы, но вынуждена признать, что он всегда приходил мне на помощь в трудную минуту.

Мама также.