Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

Я понимала, о чем он говорит, но не нашла слов, чтобы возмутиться, да Хуан и слушать не стал бы! Ему было двенадцать, и меня, восьмилетнюю, брат вообще не считал достойной внимания, как и Джоффре, который на год меня моложе.

Джулии было пятнадцать, она была необразованна, не понимала половины сказанного, но держалась так, словно это королева иного государства снизошла до знакомства с нами. Я посмотрела тогда на счастливого и несчастного одновременно Орсо и поняла, что его ждет. Эта девушка не станет хранить ему верность и вообще с ним считаться! И когда мы вели новобрачных к пиршественному столу – Хуан, недвусмысленно разглядывая невесту и пожимая ее руку крепче, чем нужно, и мы с Джоффре потерянного Орсо, я не удержалась и успокоила жениха:

– Донна Джулия будет тебе прекрасной женой, Орсо.

Мне никогда не нравился косоглазый туповатый Орсо, но в ту минуту я его искренне жалела.

Он фыркнул:

– Много ты понимаешь!

Я знала многое, еще Карло Канале не делал для нас секретов в природе человеческого тела, да и чтение «Декамерона» в моем кругу не считалось чем-то непотребным даже в юном возрасте. Но от знания до понимания и тем более применения очень далеко. Знать – не значит делать.

Я плохо помню их свадьбу, поскольку очень волновалась, ведь мне предстояло прочесть поэму об Орфее! Хуже я помню только свою собственную свадьбу с Джованни Сфорца. Но Джулию в ослепительно белом платье, усыпанном жемчугом, ее красоту и надменность помню. Мне очень хотелось, чтобы она была помягче с Орсо, потому я подозвала шута и попросила намекнуть донне Джулии, чтобы та не заносилась.

Этот карлик Пьеретто был остроумен, он умел высмеять язвительно, но необидно. Никто не сердился на его издевки, но Джулия… Когда Пьеретто посоветовал ей не распускать хвост, как тот павлин, которого только что вынесли на большом блюде и который сейчас будет ощипан, потеряв всю свою красоту, Джулия так зашипела на него, что несчастный карлик поспешно ретировался.

Я попыталась объяснить ей, что на шутки карликов не принято обижаться. Ответом стал бешеный взгляд невесты и совет донны Адрианы не лезть не в свое дело! Я была просто растеряна. На следующий день донна Адриана сделала вывод, и вскоре меня отправили в монастырь Сан-Систо на Аппиевой дороге, чтобы воспитать нужные будущей мадонне качества – умение думать, прежде чем что-то произнести.

Я очень люблю этот скромный и чистый монастырь, там очищаешься душой, но если бы тогда знала, почему именно некоторое время жила в Сан-Систо, всячески этому воспротивилась. Просто я мешала Джулии Фарнезе освоиться в римском обществе! Пятнадцатилетняя красавица выглядела по сравнению со мной дикаркой, она безграмотна, почти ничего не читала и не владела никакими языками, кроме вульгарного итальянского, привезенного из деревни. Когда донна Адриана выговаривала мне за предвзятое отношение к ее невестке, я отвечала, что брат Джулии Алессандро вырос там же, но он менее дик и хотя бы изредка берет в руки книги, чтобы смотреть в них картинки.

Алессандро Фарнезе по образованности тогда едва ли можно было сравнить даже с Хуаном, не говоря уж о Чезаре, но он действительно научился. Наш отец, став папой, сделал Алессандро кардиналом, уже не боясь, что тот запнется при прочтении какого-то текста на латыни.

Джулия быстро научилась вести пустые беседы, изображать iners negotium (бездеятельную занятость – лат.). Но главное – она поймала в любовные сети моего отца! Вот почему меня спешно отправили к монахиням: когда я вернулась во дворец, Джулия Фарнезе, только что вышедшая замуж, уже не просто кокетничала, но спала с моим отцом!

Время моей матери уже прошло, но все равно было странно видеть отца рядом с юной Джулией. Сначала, осознав, что она пытается занять в сердце отца место моей мамы, я ее возненавидела!

Джулия ответила мне взаимностью, щедро сдобренной чувством собственного превосходства из-за возраста, красоты и положения – мне было девять, ей пятнадцать. Будь я ровесницей, едва ли Фарнезе удалось смотреть на меня свысока. Ей помогло и то, что отец и донна Адриана всегда занимали ее сторону, в спорах я непременно проигрывала. Любовница для моего отца была дороже собственной дочери, и это обидней всего!

Позднее я пришла к неутешительному выводу: это враг, с которым нельзя воевать с открытым забралом, ей нельзя поверять ничего серьезного, но и вызывать на поединок тоже нельзя, она непременно воспользуется влиянием на моего отца.

Внешне и тогда, и позже мы с Джулией казались подругами, но это дружба двух змей, помещенных в одну банку – неловкое движение одной может оказаться гибельным для обеих, потому обе вынуждены быть вежливыми. Я ничего не могла поделать с ней из-за любви отца, а она со мной из-за того, что я его дочь. Тем страшней и жестче была тайная вражда, в которой Джулия Фарнезе победила не без помощи моего собственного мужа Джованни Сфорца.