Вовке и Стасу пришла в голову замечательная идея — я ни разу не слышал ни о чем подобном. Они предлагали мне стать пайщиком-концессионером своей затеи со сьемом жилой комнаты у какой-нибудь бабульки — божьего одуванчика в частном секторе, в жилой зоне гарнизона. Вован к тому моменту был водилой у полкового начальника инженерной службы и мог свободно появляться где хотел. И такая бабулька была им найдена. У нее был деревянный одноэтажный дом, в котором она предложила нам комнату с условием, что мы пообещаем не водить туда блядей, не жрать водку и не барагозить. Мы заверили ее, что все будет в порядке, так оно и было, ну, разве что за исключением небольших доз алкоголя, которые мы себе иногда позволяли в нашем жилище. Комнатенка была маленькая, там имелся диван, трюмо с зеркалом и тумбочка. Здесь можно было хранить личные вещи, которые нельзя было держать в казарме, гражданскую одежку, жратву, деньги — все что угодно. Бабулька была от нас в восторге, особенно после того, как раздухарившийся Вован по доброте душевной порубал все колоды, в изобилии водившиеся на бабкином дворе на аккуратные дровишки и сложил их в поленницу. Иногда мы таскали доброй бабушке воду, помогали по хозяйству, если было свободное время. Платили мы за все это удовольствие тридцать или сорок рублей в месяц. На троих выходило терпимо, да и бабке какое-никакое подспорье. Туда можно было прийти после наряда отоспаться, чтобы не попасть под припашку в казарме, можно было свалить в самоход, предварительно переодевшись, много чего полезного сделала для нас идея Вовки и Стаса.
Единственным неудобством было то, что в доме в изобилии водились крысы — здоровенные пасюки, которые не боялись ни Бога ни самого черта. В нашем присутствии они вылезать стеснялись, лишь топотали как слоны под настилом пола, в полостях стен и над головой, а в наше отсутствие уничтожали любую жратву, не запертую в тумбочке. Один раз я с удивлением обнаружил прогрызенную насквозь и выпотрошенную жестяную банку тушенки, которую я забыл убрать в тумбочку. В другой раз эти твари сожрали тюбик зубной пасты вместе с фольгой. Наш проект держался в строжайшей тайне, хотя многие со временем и догадывались о нашей тайне, принятые меры конспирации позволили не засветить «хату» до самого дембеля. Кстати, я подобрал тогда достойную смену из младшего призыва, представил ребят бабульке и надеюсь, что наша точка хорошо им послужила.
Лето практически вступило в свои права. Было тепло, летом служба не казалась такой занудной и однообразной, работать на бетонке было почти удовольствием, поэтому я старался как можно чаще бывать на полетах. Соответственно и насмотрелся всякого. Это лето было богато на всевозможные авиационные происшествия. Счет открыл СУ-17 третьей эскадрильи, которого при посадке сложились почему-то не вставшие на замки основные стойки шасси. Поднимая снопы искр, самолет протер о бетон свой подвесной топливный бак, но не загорелся. Подлетевшие пожарные машины тут же залили его пеной, летчик отделался легким испугом. Далее эстафету подхватил АН-12 Тушинской транспортной эскадры — эти ребята сели с горящим четвертым двигателем, зрелище весьма впечатляющее — остановившийся зафлюгированный винт и шлейф черного дыма, волочащийся за самолетом, прямо как в кино про войну. Следующей отличилась наша славная вторая эскадра — наш МиГ-29 произвел касание на заторможенные основные стойки шасси. Основные пневматики тут же лопнули и самолет сточил магниевые диски примерно на треть, пока не остановился. Опять-таки, обошлось без жертв и разрушений. Первая эскадрилья тоже не осталась в стороне — экипаж су-27 «спарки» произвел героическую посадку на одном двигателе — на втором сработал пожарный датчик.
Однако одно происшествие, точнее, катастрофа, которое случилось, если мне не изменяет память, 4 июня, заслуживает отдельного описания. Я как раз стоял дежурным по эскадре, и храпел свои законные 4 часа утром (ночью я, правда, тоже немилосердно дрых) когда меня разбудил помощник дежурного по полку и сообщил, что забирает у меня всех дневальных, как и весь свободный народ в казарме. Мне же придется самому стоять (точнее сидеть) на тумбочке ввиду исключительности обстоятельств. Когда я спросил его, что случилось, он поведал мне о том, что полчаса назад самолет третьей эскадрильи упал в лес за поселком Герцено. Пилот погиб.
Из каптерки вылез заспанный Гия, которого тут же загребли для той же надобности — разбирать обломки. Я никогда еще не был на «яме», черт меня дернул предложить Гие мое место на тумбочке в обмен на то, что я поеду вместо него. Гия с радостью согласился и я вместе с остальными получил ОЗК (общевойсковой защитный комплект) и нас погрузили в кузов «Урала», который довез нас до места катастрофы.