Но несмотря на свою веру, последние лестничные пролеты я преодолевал, перескакивая через несколько ступеней… Последние шаги, глубокий вдох и… я на крыше. Не ошибся… В легком лунном свечении хрупкая фигура прямо на парапете. Зябко поеживаясь, Рориэль застывшим взглядом смотрит вдаль, приобнимая тонкими руками подрагивающие от мороза плечи. Природа вокруг затаилась, словно ожидая, что же будет дальше. И только мягкий снег, словно совсем не интересуясь развернувшейся внутренней драмой, медленно оседает вокруг. Я хочу ринуться вперед, сжать эти плечи с такой силой, чтобы Рориэль поняла — она никогда больше не будет одна, а каждому мерзавцу, что захочет причинить ей вред, придется иметь дело со мной! Нет, совсем не так… Я хочу, чтобы она поняла, как сильно я люблю ее. Как душу и тело рвет от эмоций настолько, что меня самого колотит словно в лихорадке. В какой-то момент желание быть рядом пересиливает страх, и я делаю шаг. Предательский снег громким хрустом тут же выдает меня. Рори вздрагивает и резко оборачивается. На мгновение растерянно застывает, на автомате продолжая обнимать себя за плечи, а затем выдавливает улыбку, фальшивую до самой последней капли. Да только резко изменившаяся погода с головой выдает состояние девушки. Снег больше не оседает на крышу. Завихряясь, летит мне в лицо, оцарапывая горящие от холода щеки. Однако наши тренировки действительно не прошли даром, ведь судя по пылающему взгляду, я уже давно должен разбиться насмерть, снесенный с крыши диким ураганом. К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т
— Рори, этот поцелуй…
Захлебываюсь сильнейшим порывом, осознавая, что начал разговор не очень удачно.
— Я же говорила, что через пару месяцев твоя принцесса будет бегать за тобой, словно собачка. А Рориэль Паулич Зохари всегда выполняет свои обещания! — как-то слишком уж жизнерадостно восклицает девушка, соскакивая с парапета. — Ну что, поздравляю тебя, пирожочек! На этом, думаю, всё!
От этих слов встаю, словно вкопанный.
— В каком смысле всё?
— Ну… мои обязательства выполнены, все счастливы, пора и о себе подумать, устроить, так сказать, себе отдых. Каникулы начинаются, как никак. Ты знаешь, наверное проведу время с родителями…
— Уезжаешь? Но ты ведь хотела остаться после, ну… того конфуза. Я не думаю, что родители устроят тебе теплый прием после сообщения ректора. А они ведь еще даже не приезжали и…
— Вот на каникулах и поговорим. Ладно, пирожочек, холодно здесь. Освежились и хватит, пойду…, - беспечно прощебетала Рори, почти проскользнув мимо меня. Но с реакцией у меня теперь тоже дела обстояли получше. — Отпусти…
И вот совсем другое выражение лица. Улыбка напрочь стерта, а шквальный ветер грозит сбросить нас обоих вниз.
— Я больше не пирожочек… Ну же, посмотри на меня, — но взгляд стальных глаз по-прежнему опущен в пол. Встряхиваю за плечи, получая то, о чем так прошу.
— Я вижу, — произносит почти шепотом, но с каждым последующим словом громкость нарастает. — Я вижу, черт возьми, вижу! Слишком ясно вижу! Настолько, что временами хочу выколоть свои чертовы глаза!
От ледяных порывов становится трудно дышать, практически как от этих вытрясенных из этого хрупкого тела слов, почти… признания.
— Контролируй это, Рори! — кричу, сквозь снежную пургу, выводящую вокруг нас свой замысловатый танец, но Ро словно и не слышит меня вовсе, полностью погруженная в свои мысли.
— Я вижу, что ты красив сейчас. Впрочем, я это видела с самого первого дня нашей встречи! Это ты хочешь от меня услышать? Признание своей исключительности? Так Сандра доказала тебе это буквально пять минут назад!
Прижимаю к себе сильней, пытаясь привести ее в чувство, но узкие ладошки с силой упираются в мою грудь.
— Контролируй, Рори! — пытаюсь докричаться сквозь ужасный вой ветра.
— Да не могу я это контролировать! — пронзает воздух ее отчаянный крик. — Ненавижу тебя, Арктур Теодор Мэйс!!!
Извивается в моих руках, осыпая отборными ругательствами и пытаясь убить потемневшими от ярости глазами, а я… улыбаюсь, наконец поборов отчаянное сопротивление. Это самые сладкие слова, ибо заложено в них совсем другое. Шепчу, сходя с ума от этого такого привычного и такого желанного аромата влажных волос…
— Я тоже люблю тебя…
Штиль и тишина обрушиваются на нас так внезапно, что у меня в ушах начинает звенеть.
— Что ты сказал?
— Смотри-ка! У тебя получилось! А я ведь говорил, что наши тренировки…
— Арктур Теодор Мэйс! Что ты сейчас, черт возьми, только что сказал?!
Вслед за яростным криком мне в грудь прилетает чувствительный такой удар!
— Эй, чего калечить-то сразу?
— Клянусь, если ты сейчас не ответишь…!
А так не хотелось применять силу… Без труда скручиваю распоясавшуюся фурию, прижимая как следует к себе. Так близко, что мое несчастное тело словно молнией прошибает.
— Что смотришь так, словно взглядом убить хочешь? — шепчу, почти касаясь приоткрытых губ. — Сама натренировала меня на свою голову, а ведь тебя никто не заставлял.
Очерчиваю пальцами плавную линию подбородка.