Исповедница

– Не так-то просто понять взаимосвязь событий по отношению к пророчеству. Видишь ли, пророчество и свобода воли сосуществуют в некоторой напряженности, в противодействии. И тем не менее они взаимосвязаны. Пророчество – это магия, а всякая магия нуждается в балансе. Баланс по отношению к пророчеству – баланс, позволяющий пророчеству реализовываться, – это свобода воли.

– О, тогда здесь появляется большой смысл, – с иронией заметила из дверного проема Кара. – Если то, что ты говоришь, действительно так, то не будет ли это означать, что они взаимно уничтожат друг друга?

Пророк поднял палец.

– О!.. Но нет. Они не сделают этого. Они взаимосвязаны, и тем не менее их невозможно совместить. Точно так же, как магия Приращения и магия Ущерба – противоположные силы, но обе существуют одновременно. Они существуют, уравновешивая одна другую. Как созидание и разрушение, как жизнь и смерть. Магия, чтобы функционировать, должна быть уравновешенной. То же самое касается и магии пророчества. Действие пророчество возможно благодаря присутствию его противоположности: свободы воли. Это одна из самых серьезных трудностей во всем этом деле – понимание взаимосвязи между пророчеством и свободой воли.

Кара наморщила нос.

– Ты пророк – и веришь в свободу воли? Вот это уж точно лишено всякого смысла.

– Но разве смерть лишает силы жизнь? Нет, она лишь ограничивает ее и, делая это, придает ей значимость.

Кара явно не выглядела убежденной.

– Не понимаю, как свобода воли способна уживаться с пророчеством.

Натан пожал плечами.

– Ричард – вот самый превосходный пример. Он игнорирует пророчество и сообщает ему, в то же самое время, необходимый баланс.

– Он игнорирует и меня, а когда это делает – всегда попадает в неприятности.

– Значит, у нас есть нечто общее, – сказала Энн.

Кара позволила себе вздохнуть.

– Ну а Никки, в любом случае, поступила правильно. И я думаю, что вовсе не пророчество, а ее свобода воли привела к тому, что она сделала столь разумную вещь. Вот почему Лорд Рал доверяет ей.

– Не могу не согласиться, – сказал Натан, пожимая плечами. – Хотя это вызывает у меня беспокойство, но иногда следует позволять Ричарду делать то, что он считает лучшим. Возможно, то, что сделала Никки, того же рода… Она дала ему средство обрести свободу и подлинно осуществлять свою свободу воли, действовать по своему выбору.

Никки же на самом деле уже не слушала этот разговор. Ее мысли ушли дальше. Вдруг она повернулась к Натану.

– Мне нужно повидать гробницу Паниза Рала. Кажется, я знаю, почему она оплавляется.

Издалека, сквозь сгущающиеся сумерки, прокатился громкий рев, привлекший их внимание.

Кара вытянула шею, чтобы посмотреть.

– Что происходит?

Никки бросила взгляд на людское море внизу.

– Они приветствуют начало турнира джа-ла. Джегань использует Джа-Ла Д’Йин в качестве отвлекающего момента, как для людей в Древнем мире, так и для своей армии. Хотя правила, используемые в армейских играх, более жестокие. Это служит удовлетворению жажды крови в его солдатах.

Никки хорошо помнила почитание Джеганем этих игр. Он был человеком, который хорошо понимал, как контролировать этих людей и управлять их эмоциями. Он отвлекал солдат от их ежедневных жизненных невзгод, постоянно обвиняя в каждой возникающей у них неприятности тех, кто отказывался принимать веру в Орден, этих последних, окопавшихся на севере язычников. Подобный маневр удерживал людей от вопросов относительно учений Ордена, поскольку во всех неприятностях оказывались виноваты те, кто задает подобные вопросы.

Никки очень хорошо это знала, поскольку делала это и сама, как Госпожа Смерть. Любое страдание перекладывалось в качестве вины на того, кого полагали законченным эгоистом. И всякий, кто задавал вопрос, подвергался нападкам, как эгоист.

Джегань достиг всеобщего стремления к войне, насаждая ненависть к воображаемой тирании, которая виделась причиной каждодневных проблем, с которыми сталкивались эти люди. Личная ответственность отвергалась и выдавалась за временное расстройство, ставшее результатом всех трудностей, а любая трудность вменялась в вину тем жадинам, которые не оправдали своего участия в общем деле. Таким образом, повседневные проблемы становились постоянным напоминанием о враге, который, как верили эти люди, и создает эти проблемы.

Призывы к Джеганю разделаться с язычниками, которых люди Древнего мира считали причиной всех их неприятностей, явно служили целям самого Джеганя. Кроме этого, ему было необходимо уничтожить свободных и преуспевающих людей, потому что само их существование обращало в ложь учения и верования Ордена. А правда всегда угрожала его власти.

Переключение внимания на обвинения других в своих страданиях завершало всю эту картину, было средством направить побуждения людей на что-то еще и подвигнуть их на то, чтобы требовать от императора скорее искоренить это зло. Как могли они возражать против высоких затрат и огромных потерь в той войне, которую потребовали сами?