Исправить

— Это был первый и единственный раз, — говорит он, проводя рукой по лицу. — В ту ночь она ушла. — он выпрямляется и смотрит мне в глаза.

Я вижу, как у него наворачиваются слезы. Никогда до этого мне не доводилось видеть, чтобы мой отец плакал. Поверьте, это неприятное и душераздирающее зрелище.

— Ты никогда не говорил об этом раньше, — холодно замечаю я.

— Ну да, — фыркает он многозначительно. — Руководствовался теми же причинами, что и ты, когда решил скрыть от Пейдж свои проступки. Иногда мы совершаем постыдные вещи, и нам совсем не хочется, чтобы о них узнали те, кого мы любим. Нами движет страх.

Истинная правда. Мы страшимся увидеть осуждение и разочарование в их глазах. Боимся, что они начнут презирать нас, и в конце концов, мы потеряем их.

Тяжело дыша, я спрашиваю:

— Что тогда произошло?

Смирившись, он вздыхает, снова откидывается на спинку стула, берет банку с содовой и, прижав ее к груди, начинает свой рассказ.

— Мы с ребятами остались после работы выпить. Как всегда… Мне не хотелось отрываться от коллектива, и я тогда строил из себя эдакого компанейского парня. Потому что хотел продвинуться немного вверх по карьерной лестнице. Было уже очень поздно, когда я вызвал такси, потому что к тому времени уже изрядно выпил.

Я молча наблюдаю как отец, поморщившись, потирает переносицу.

— Твоя мать… она ведь за словом в карман не лезла и стоило мне войти в дом, как на меня тут же посыпались обвинения в том, что я слишком много пью, все время задерживаюсь на работе и мало зарабатываю. А ей хотелось лучшей жизни. Она мечтала о большом красивом доме, отпуске в каком-нибудь экзотическом месте и куче дорогих побрякушек. В ответ я сказал ей, что мы, возможно, могли бы позволить себе эти вещи, если бы она тоже нашла работу. И тогда у нее напрочь сорвало крышу, потому что работа совсем не входила в ее планы.

Я чуть не поперхнулся, когда услышал последнюю фразу. О недовольстве матери я слышал от отца и раньше, но никогда в таких резких выражениях.

— Слово за слово, и мы уже готовы были вцепиться друг другу в глотку, — меж тем продолжает он. — А она все не останавливалась: «Именно поэтому… Вот именно поэтому…», — каждое ее замечание начиналось с этих слов. И я понимал, что продолжать этот спор не имеет гребанного смысла, поэтому спросил напрямую, какую настоящую причину она скрывает от меня. — на его скулах заиграли желваки. — Тогда-то она и призналась, что изменяла мне с парнем, который действительно ее ценил. С ее слов… А потом сообщила, что уходит от меня и забирает тебя с собой. Сказала, что у ее нового парня достаточно денег, чтобы нанять по-настоящему хорошего адвоката, и когда она получит полную опеку, то сделает все, чтобы я больше тебя не увидел.

Повернувшись ко мне лицом, отец заявляет прямо в глаза.

— Вот тогда я и вышел из себя. Я даже не помню, как ударил ее. Вот только что она стояла передо мной, обливая меня дерьмом, а в следующее мгновение уже лежала на полу.

Я забываю, как дышать.

Может это не сохранилось в его памяти, но я все помню. Помню звук удара — глухого и увесистого. Помню, как мать кулем рухнула на пол. Я не могу забыть, как она, обхватив руками лицо, лежала на полу с широко раскрытыми глазами, полными страха.

— Я помню, как велел ей немедленно убираться из дома. Сказал, что, если она когда-нибудь посмеет вернуться… Я ее убью, — отец потирает дрожащие губы. — Думаю, она мне поверила.

Черт возьми. Все оказалось совсем не таким, как мне рассказывали и во что я верил всю свою жизнь. То, что произошло между моими родителями, было гораздо запутаннее, чем я когда-либо представлял.

— Она собиралась забрать меня с собой? — спрашиваю я, прокручивая в голове его слова. Это новость на самом деле удивила меня.

— Да. И я не мог позволить ей сделать это. — Кивнув, он добавляет с грустной улыбкой: — Логан, ты для меня всегда был ахиллесовой пятой.

— Господи… — Я закрываю глаза ладонями. Она собиралась забрать меня с собой. Отобрать у отца.

— Блядь, я же боготворил эту женщину, — продолжает отец с таким надрывом, будто не в силах остановить поток откровений, — Но, по сути, мы попросту отравляли друг другу существование. И я до смерти напугался, когда вот так вышел из себя. Я ведь понятия не имел, что способен на подобное.

Сцепив руки, я по-новому смотрю на человека, который вырастил меня и которого, как я думал, знал, как самого себя. И не могу сдержать охватившее меня негодование. Он должен был мне все рассказать. Мне было бы полезно узнать обо всем раньше.

— Вот почему ты остался со мной, — говорит он и я вижу, как поникли его плечи. — И именно поэтому с того самого дня я ни разу не взглянул на другую женщину. Я бы не смог дважды войти в одну реку.

— Может, уже достаточно себя наказывать?

— Нет, — отвечает отец. — Это пожизненное наказание. Как бы мне хотелось вернуться в прошлое и выбить из себя все дерьмо.

Грустно усмехаюсь. В этом я очень похож на своего отца.

— Так что, — продолжает он, — думаю, в том, что наш брак потерпел крах виноваты мы оба. Но именно я лишил тебя матери. Моя вина, что ты больше не смог ее увидеть. Прости.