Исправитель. Книга 1. Первомай

ЛЕНИН — ЖИЛ! ЛЕНИН — ЖИВ! ЛЕНИН — БУДЕТ ЖИТЬ!

Ленин — шиш! Ленин — кыш! Ленин — тохтомыш! Или как-то так.

Во вторник, на следующий день после собрания, представители всех отделов, цехов и прочих трудовых коллективов предприятия были отправлены на уборку территории.

Кое-где ещё лежал слежавшийся почерневший снег. Его били ломами, шевелили лопатами, разбрасывали по мокрому асфальту. Собирали мусор, наводили порядок. Ну и, собственно всё. Те, кто был отправлен на работы, злились, хмурились и крыли матом тех, кто остался на рабочих местах, а после с чистой совестью пили беленькую.

В жизни в эти дни ничего особенного не происходило. Почти. Ничего, если не считать нескольких пристрелок пистолета. Вместе с Храповым и его другом мы выезжали в глухую местность, недалеко, но надёжно. Рядом с карьером, где шла выработка и шумели машины, было заброшенное промышленное здание. Один стоял на стрёме, а двое других упражнялись, стреляя по бутылкам. Патронов, как выяснилось, было много.

А в остальном — никаких событий. Сапфир только руками разводил, но теперь я и не настаивал, поскольку ствол у меня уже был. Ирина на связь не выходила, Настя тоже, и даже Зубатый оставил меня в покое и никак не проявлялся. Всё замерло в ожидании бури.

В четверг позвонила Зина и сказала, что всё у неё нормально, и что дядя Эдик «одумался». Голос был весёлым, поэтому я, воспользовавшись приподнятым настроением начальницы, выбил себе командировку.

В пятницу после обеда я пришёл на вокзал и вошёл в купейный вагон фирменного поезда «Верхотомье». В купе было чисто. На окне белели накрахмаленные зановесочки, а все спальные места были застелены и ожидали пассажиров. Кроме меня, здесь оказался милицейский майор и дама лет пятидесяти. Все двигали в Москву. Мент — в отпуск, а мы с дамой — в командировку.

Майор оказался хорошо подготовленным к тяготам и лишениям дальней дороги и почти всё время прибывал в приподнятом настроении, постоянно выпивая сам и щедро угощая попутчицу. Я, к его радости, от возлияний отказался.

Атмосфера была достаточно дружеской, меня никто не колебал, и я, соответственно, тоже. Почти всю дорогу я спал или раскладывал воображаемые пасьянсы с предстоящими событиями.

В воскресенье вечером поезд прибыл на Ярославский вокзал, и у меня оставалось почти два дня до «мероприятия», чтобы окончательно подкорректировать план. На дне моего портфеля лежал довольно весомый аргумент, извлечённый из промасленной портянки и запрятанный в тёмно-зелёный том советского энциклопедического словаря.

Хороший словарь, полезный. Не то, что какая-нибудь википедия. В ней ствол точно не провезёшь. Собственно, это и было причиной моего выбора транспорта. На самолёте с ТТ в портфеле далеко бы я не улетел, конечно.

Во вторник я проснулся рано. В шесть утра. Надеялся поспать подольше, но с этой разницей во времени, будь она неладна, открыл глаза с первыми нотами гимна, чуть доносящегося с кухни.

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь…

Ну, к сожалению, не навеки, хотя, кто знает. Может всё ещё поправимо. Вот вытравим преступность и за шпиёнов примемся, за двурушников и предателей. Я вздохнул. До начала заварушки был ещё целый день. Четырнадцать, бляха, часов.

Да здравствует, созданный волей народов

Единый могучий Советский Союз…

Это да, это точно…

Я поднялся с постели, тихонько оделся и вышел во двор. Решил пробежаться, нервишки бушующие успокоить. Раз-два-три-четыре — вдох, раз-два-три — выдох… Бежал и бежал, набирая темп, рассекая воздух, преодолевая гравитацию, взмывая над асфальтом и кронами распускающихся деревьев.

Между тучами и морем гордо реет буревестник, чёрной молнии подобный…

Это про меня. Ведь я вам не тварь дрожащая. Я право имею. Даже не право, а обязанность, тяжёлую, но почётную. А если и не почётную… Блин… Ну кто-то же должен, в конце концов, истребить козлищ. Отделить от овец…

После завтрака я поехал к универмагу. Зашёл во двор, проверил диспозицию. Было довольно многолюдно, но «Москвич» стоял на месте. «Нисса» — тоже. Они были на своих местах, метрах в сорока от места преступления. Проконтролировав готовность, я вернулся домой. Сделал растяжечку, попытался медитировать.

Кое-как дождавшись вечера, истомившись и уже перестав волноваться, я отправился на Можайское шоссе. Появился на месте. Снова прошёлся вокруг универмага. Осмотрелся. Волк-одиночка. Был на взводе. Плохо, конечно, но нервозность придавала ярости. Глаза были злыми, волосы на затылке топорщились. Давно я не ощущал ничего подобного. С Афгана, пожалуй. Звериное дикое начало поднималось из глубин, овладевало телом, изгоняя хорошего парня Сашу Жарова.

Задиристого вида алкаш, забулдыга сунулся было наперерез, хотел потребовать огонька, но встретившись со мной взглядом отшатнулся и прикусил язык. Даже его пронял ледяной и недобрый огонь.