Исправительная академия. Том 1 и Том 2 (СИ)

Наш прадед купил его у потомков знаменитой дамы — когда главная ветвь рода окончательно пустила корни в столице, следовало озаботиться достойным жилищем. Двухэтажный особняк с гигантскими арочными окнами и роскошной отделкой как раз подходил под запросы нашего амбициозного прадедушки.

И, надо сказать, пращур не прогадал. Даже сейчас, когда в этом мире сохранилась практика строительства городских особняков, Дворец Оболенских выделялся среди прочих. Построенный в стиле Возрождения, с множеством изящных женских фигур, колонн, богатым гербом над парадным входом — все это заявляло о высоком положении нашего рода. Да и внутреннее убранство особняка тоже меня поразило, а ведь я детстве в своем мире истоптал паркеты множества музеев и дворцов.

Да уж, Юсуповы умели роскошествовать, а Оболенские подхватили эстафету.

— Ты что, совсем не помнишь этого места? — Озадаченно спросил брат, когда мы проходили через ряд парадных комнат. — Оглядываешься, словно впервые здесь оказался.

Я виновато улыбнулся.

— Забыл. Про галстуки помню, а дворец…

Правда, здесь следовало сделать уточнение: семья не жила во дворце постоянно. Обычно сюда переселялись ближе к бальному сезону, обязательно к рождественским праздникам. Здесь же проводились собрания Союза потомков Оболенских. Но в остальное время наша семья предпочитала жить в особняке поновее и поскромнее.

А дворец вовсю использовался для благотворительных мероприятий. Здесь был театральный зал на пятьсот мест, на сцене которого играли спектакли, проходили концерты и музыкальные вечера. На территории находился великолепный зимний сад, редкая коллекция декоративно-прикладного искусства и западноевропейской живописи. Как-то этот дворец даже стал временным пристанищем для свиты сербского принца.

Но девятидневную тризну было решено провести именно здесь. Так хотел дед. И двери этого дома должны были быть открыты для каждого — простолюдина и аристократа, одаренного и нищего.

Мы вышли на великолепную парадную лестницу, у подножия которой гостей встречали родители. Отец в таком же строгом костюме, мать облачилась в длинное, почти до щиколотки закрытое черное платье и маленькую шляпку с вуалью. Слуги носили траурные черные повязки на ливреях.

Возле парадной лестницы был установлен ростовой портрет деда, и почти все пространство под ним было усеяно цветами — букетами, корзинами, венками, присланными скорбящими знакомыми. От тяжелого запаха лилий было трудно дышать.

— Алексей, Владимир, — шепотом подозвала нас мать, когда мы спустились. — Мне нужно отойти на пять минут. Проверю, как обстоят дела в столовой. Пожалуйста, помогите отцу встретить прибывающих.

Мы с готовностью кивнули и заняли места по обе руки нового князя. Леша по правую, я — по левую. Отец выглядел усталым и подавленным.

— Как вы, батюшка? — сделав вид, что поправлял выпавшую из цветочной композиции смоляную розу, украдкой спросил я.

— Рад, что ты с нами, Владимир. Твоя бабушка очень переживала из-за того, что тебя снова могут забрать.

Я поднял на него глаза.

— А сами-то вы как? Не бабушка. Вы, ваше сиятельство.

— Все в порядке, — он отвел глаза, отвлекшись на силуэты новых гостей у выхода. — Все должны держаться.

Да ничего не было в порядке, особенно с отцом. Пусть за эти дни у нас было мало времени на общение, я понял, что кончина старого князя его раздавила и напугала. Судя по тому, что я видел и слышал, Андрей Николаевич, новый князь Оболенский, не обладал твердостью духа и железной рукой своего отца. Это понимал и он сам — и боялся новой ответственности.

Да и никто не ожидал, что дед уйдет так рано. Здоровье-то у него было богатырское — во всех смыслах. А вот же сердечко подвело… Мужики, особенно привыкшие тащить на себе столь многое, вообще часто машут рукой на здоровье. Закололо в боку, заболело в груди, стало тяжело дышать? Да и черт с ним, тут дела решать надо, а не по врачам таскаться. А потом инфаркт, инсульт, острая сердечная недостаточность и памятник в фамильном склепе на Лазаревском кладбище у Лавры.

Такая вот печальная демографическая статистика. Даже среди аристократов.

Вроде и дали этому миру магию, некие сверхспособности и необъяснимые силы — а толку? Ни ценности, ни ментальность не изменилась. Как жили, так и живем.

— Нарышкины, — прошептал Алексей, когда в холл вплыла делегация облаченных в черное господ. — Бабушка и тетушки с дядей.

Я натянул на лицо выражение сдержанной скорби и судорожно вспоминал родственников по линии матери.

— Ох, Володенька, — обняла меня милая старушка в жемчугах. — Какое облегчение видеть тебя здесь. Дуська моя читала на днях номер «Петербургских Ведомостей» — так я за сердце схватилась. Как же покойный Николай Валерианович допустил, чтобы тебя, золотко ты мое, на тот остров отправили…

Я поймал ревнивый взгляд старшего брата. Видимо, почтенная Наталья Федоровна Нарышкина больше любила младшего внука вопреки всем проделкам. Тем временем отец пожал руку князю Нарышкину:

— Павел Павлович, рады вас принять, — тихо сказал он. — Жаль, на похороны не успели. Ну да отец не был бы в обиде. Все же у вас служба…