Исправленное издание. Приложение к роману «Harmonia cælestis»

[И опять м. п. у.: сожрать все эти четыре досье по листочку; и никогда никому ни слова. Наверное, жидкости много потребуется. Минералки с газом. А совести своей я сказал бы: давай оставим в покое усопшего, он и так настрадался, и вообще, ведь в романе, по сути (?!), все есть, все его слабости и грехопадения; и оставим в покое живых, которым публикация причинит массу новых страданий, а зачем? чего ради?! Ты — не ангел с мечом! Это точно… Покроем прошлое пеленой, что не значит, будто мы его спрячем, оно будет видно и через пелену, мы сможем его увидеть, если захотим, но не в такой непосредственности, не в таком убийственно жутком виде; так успокаивал бы я свою совесть. И со временем она успокоилась бы.]

4 июня 2000 года, воскресенье

Неделя книги, отец идет нарасхват. Подходит один из бывших соучеников отца — хотел бы поговорить со мной. Хорошо. Он растроганно смотрит на меня: Вылитый отец, говорит он. Меня одновременно охватывают гордость и желание вцепиться ему в глотку.

Ну вот я и изгнан из родного отца. Из отцовской земли. (Не это ли настоящая, окончательная национализация? Утрата последних моих привилегий?) <Будь я современником Пала Эстерхази, то написал бы еще один цикл песнопений или молитвенник — про отца. Но я, наряду со всем прочим, всего-навсего современник самого себя.>

Легкие, порхающие на ветру летние платья — легкие, безответственные, дионисийские ощущения. — Красиво сказал, маэстро!

6 июня 2000 года, вторник

На улице жарко, отправлюсь на службу. В газетном киоске продавец предлагает не покупать у него трамвайные билеты, а ездить «зайцем». В случае же прокола диктовать контролерам адрес премьер-министра Орбана. Самый лучший метод. До 1998 года — адрес Хорна, теперь — Орбана. Но я отвечаю, что не согласен с ним.

Вчера кто-то из окрестных жителей попросил меня подписать несколько экземпляров «Гармонии». И состоялся у нас фантастический диалог. Он шутя говорит мне:

Вот хохма была бы, если бы вы сейчас давали автограф бывшему стукачу.

Кому-кому? — не врубаюсь я и хватаю ртом воздух.

Ну если бы я, например, в свое время был стукачом…

А я, бляха-муха, — сын бывшего стукача! — подумал официант и любезно раскланялся (стр. 569).

Другой любитель автографов попросил меня написать: «Продолжение следует». И явно не понял торжествующего выражения на моей роже. Непременно, обнадежил я его, будет и продолжение! — таким тоном, как будто хотел сказать: будет еще вой и скрежет зубовный! Я не чувствовал, что солгал ему, скорее пережил это как игру.

Указанное лицо я намеревался посетить на квартире, но мне не открыли дверь. Из таких фраз состоит его жизнь. М. К. с семьей отдыхают. Супруга В. П. рассказывает о семье Д. К.: необходимую сумму, которую следует заплатить государству за разрешение на эмиграцию, они собрали. Р., как обычно, жалуется ему, что сын ей не пишет. О дяде М. и его семье (из Парижа) — мелкий эпизод, случайная информация: в селе Алшо-Гёд у них до сих пор было несколько земельных участков, они их продали. Поэтому недостатка в форинтах не испытывали. Агент раздает оценки и похвалы. На здешние условия он смотрит реально, например рассказал мне, что его отец (…), которому теперь 82 года, до сих пор мечтает о том, чтобы вернуться хозяйствовать в Венгрию, что, по его мнению, абсолютно исключено.

Р. получила заграничный паспорт (поездка с туристической группой в Вену). Информация проверена по линии Интуриста. Интересно, как это пронизывает все общество… Что пронизывает? Да вся эта мерзость, начиная от предательства и кончая стремлением выжить. Компромисс с властью после 1956 года заключили не отдельные личности, а общество в целом, и только как следствие этого — отдельные личности. Кто-то в меньшей степени, кто-то в большей. Но все. Кто-то, может быть, заключил нулевой компромисс, но все-таки заключил.

Задание: Агент должен посетить Сельскохозяйственную выставку, написать письмо в Вену, намекнув, что семья нуждается в помощи родственников; письмо отвезет в Вену сетевой агент и там отправит его по почте.