Исправленному верить

Есть такая концепция – мол, лучше отпустить сто виновных, чем покарать одного невиновного. Звучит красиво, благородно, гуманно… пока остается теорией, ибо крайне сомнительно, что сотня отпущенных с миром преступников будет столь потрясена незаслуженной милостью, что незамедлительно встанет на праведный путь. Выходит, чтобы избежать своейошибки, можно платить чужимблагополучием? Не прав ли тот, кто назовет подобные рассуждения чистоплюйством? А десять преступников отпустить можно? А одного? Где граница?

Но допустим, ошибка уже совершена. Невиновный казнен. Виновный тоже хоть и поздно, но найден, наказан, дело закрыто. А дальше? Человека не вернешь, так стоит ли подрывать престиж правосудия, признавая – запоздало – ошибку? Или пресловутый престиж сильней подорвет сама попытка сокрытия? Ведь как пришлось убедиться мальчику Дениске, «все тайное всегда становится явным». Другой вопрос – ну, допустим, признали ошибку, и что? Стало ли легче родным и близким ошибочно казненного? Видимо, стало: вернуть доброе имя, пусть и посмертно, уже половина дела, ну а со второй что делать? Какое дерево посадить, какой дом построить? А может, не строить и сажать, а рушить и рубить? Если на некогда отобранной земле успели посадить сады и построить города и живут там нынче люди, пальцем никого не тронувшие.

Ошибки в отношениях не столь заметны, хотя бывают не менее фатальными. С чего-то же начинаются всяческие вендетты. Кто знает, почему первый Капулетти сцепился с первым Монтекки? Может, причина была не важней той, из-за которой поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем? Иногда для того, чтобы признать свою неправоту, а не упираться, превращая ерунду в casus belli, требуется побольше мужества, чем для дуэли.

Не дать по морде подлецу, похвалить дурака, склочника, карьериста – пусть идет куда хочет, лишь бы спокойной жизни не мешал… Сколько их, посланных на повышение, сплавленных в соседние отделы с отличной характеристикой, направленных чрезвычайными и полномочными послами в банановые республики, превращаются в источники проблем, а то и бед. Кто-то же утверждал диссертацию профессора Выбегалло!

Нотариус может написать: «Исправленному верить», поставить подпись, приложить печать – и вот документ пригоден к использованию. Как говорится, «росчерком пера» исправлена описка, опечатка, мелкая ошибка. Удобно, если речь идет о доверенности или заявлении. А если речь идет о человеке? Верить ли ему? Верить ли ему безусловно или требовать доказательств искренности намерений, глубины раскаяния, полноты понимания?

С одной стороны, риск оттолкнуть недоверием, с другой – оказаться вновь обманутыми. Что лучше, да и есть ли тут какое-нибудь «лучше», ведь так поступишь – ошибка, этак поступишь – ошибка? В частной жизни можно посоветоваться с мудрым другом, положиться на внутренний голос, в конце концов, подбросить монетку…

А если речь идет не об отношениях с соседом или приятелем, а о судьбе страны и дате начала войны? Что актуальный «союзник» рано или поздно предаст, сомнению не подлежит. Каждый день отсрочки увеличивает шансы отразить удар. Каждый день на вес золота. Разведчики, аналитики, дипломаты, военные бьются над одним вопросом: КОГДА? Данные поступают, но они противоречивы, а любое, самое надежное, из глубин вражеского штаба, из мыслей вражеского военачальника добытое число может оказаться фальшивкой. Провокацией. Будущий враг тоже ведет свою игру, пытаясь обмануть, скрыть дату нападения, нанести внезапный эффективный удар. А еще он может колебаться, раз за разом меняя дату из-за неготовности, неуверенности, боязни ошибиться, в конце концов.

Сколько их, бед, порожденных как раз желанием избежать ошибки, а результатом становятся месяцы и годы тяжелейших кровопролитных боев, десятки, сотни тысяч погибших под нежданными бомбами. И тянется, тянется за подобными просчетами хвост «послезнания». Те, кто никогда не бывал в подобной шкуре, разбирают роковой прыжок Акелы по миллиметру и выносят обвинительный вердикт, полагая себя умней, дальновидней, одаренней и… совершая ошибку. Довольно-таки некрасивую, к слову сказать.

Бывают ошибки и совсем другого рода. Двадцать шесть лет назад случилась Чернобыльская авария. Пять лет понадобилось специалистам, чтобы назвать ее причины – ошибки проектировщиков, ошибки в конструкции, ошибки персонала, проводившего экспериментальное изменение режима работы. Любому нормальному человеку ясно, что подобные ошибки не совершаются ни нарочно, ни даже по халатности – только непреднамеренно. Но что сказать о тех, кто, дабы «избежать паники», скрывал от населения правду, среди прочего не отменив празднование Первомая?