Исправленному верить

Уважаемый Олег Евгеньевич прихлебывал шерри и слушал, потому что это следовало выслушать до конца. Хотя бы для того, чтобы оценить масштабы бедствия. От директорского сочувствия мутило, словно в пузатой, пережившей две революции и Блокаду рюмке оказался керосин. То, что оппонент с кем-то «посоветовалась», было очевидно, как и то, что Егоров этому «кому-то» возражать не станет, ибо гипотетическое недовольство теперь уже зарубежных коллег является жупелом страшным и ужасным. И не важно, что за культ Диониса в его причерноморском виде Шульцов взялся девятнадцатилетним юнцом, когда нынешние границы и нынешние теории не пришли бы в голову даже ветеранам пресловутой Пряжки. Двадцать три года раскопок, возни с источниками, сопоставлений, споров, разочарований и удач, главной из которых Шульцов считал статью «Спор Диониса и Гекаты», легшую в основу кандидатской и, что куда важней, заслужившую похвалу Спадникова.

Менять на переправе Буцефала на мертворожденного мула Олег Евгеньевич не счел нужным, мул обиделся и лягнул. Не смертельно, но чувствительно.

– …найти достойный выход. – По сменившемуся тону Шульцов понял, что мягкий укор готов обернуться предложением, от которого нельзя отказаться. – Конечно, можно оставить все как есть и защищаться по археологической части, но вам придется самостоятельно искать оппонентов и собирать диссертационный совет по вашему профилю. Это потребует времени и, как вы понимаете, ваших личных средств. Организовать защиту за собственный счет дело не дешевое, но почему бы вам не убить одним выстрелом трех вальдшнепов? Дионис бессмертен, он подождет, а вы можете развить одну из идей, над которыми работал Спадников. Я восхищен вашими совместными трудами – это готовые монографии. Кроме того, можно устроить защиту по двум смежным темам. Вы же в курсе, что Федонюк…

Шульцов был в курсе, что все и решило. Обобрать учителя, дабы алчущий степени спонсор получил вожделенные корочки, – мерзко, увязывать кражу с собственной выгодой – невыносимо.

Олег Евгеньевич поставил рюмку на стол.

– Николай Иванович, я понимаю, ситуация неприятная. С вашего разрешения я подам заявление об академическом отпуске.

– Не думаю, что это необходимо в вашем случае…

– Необходимо. Мне потребуется много ездить и, чего греха таить, много зарабатывать. Защита за свой счет, как вы совершенно справедливо отметили, дело не дешевое… Хоть и не дороже научной совести. Я буду защищаться как археолог.

– Вам придется трудно, – со значением произнес Егоров. – Очень. На кого вы можете рассчитывать? Нет, само собой, я предоставлю вам отпуск и по возможности поддержу, но я не бог…

– Увы, – улыбнулся Шульцов, указав взглядом на шерри. – Но я могу обратиться и к богу. К Дионису.

Николай Иванович сдержанно рассмеялся. Он бывал опасен, лишь когда задевали его интересы. Шульцов же топтался по собственным.

* * *

Ключ в замке не поворачивался – бабушка опять прокрутила замок, и Саша нажала на кнопку звонка. В квартире рявкнуло – раз, и два, и три, – на одиночные звонки старшие из «дам Колпаковых» не выходили, и младшая звонила, пока не защелкали открываемые запоры сперва деревянной двери, а потом внешней, железной. Красть у пенсионерки, инженера и студентки было практически нечего, но бабушка чтила криминальную хронику и боялась. Саша тоже боялась – того, что в один далеко не прекрасный день ей не откроют и придется ломать дорогущую и, самое главное, непробиваемую фортификацию.

Спорить с бабуней было бесполезно, да Саша спорить толком и не умела – в школе Колпакову не зря прозвали Мимозой. Повышенный тон, резкость, замечание, особенно справедливое, оборачивались сердцебиением, которого никто не слышал, зато дрожащие губы и мгновенно красневший нос видели все. «Мимоза плакучая!..» Но сегодня Саша была счастлива – у нее получилось! Они с Денисом Анатольевичем дошли до самого его дома на Петроградской. Пятиэтажный представитель модерна был облицован кремовой плиткой, украшен коваными черными цветами и очень подходил Дени; лучше, пожалуй, был бы лишь замок на Луаре… Расхрабрившаяся Саша так и заявила, а дальше все сложилось само собой. Дени весело удивился тому, что приятельница Некца-младшего может быть столь поэтична. «Приятельнице» оставалось лишь перевести разговор на стихи самого Дениса Анатольевича, а какой поэт откажется от подобной беседы? Они выпили кофе в подвальчике с игуаной на вывеске и обменялись электронными адресами. Правду сказать, вожделенный адрес Саша добыла раньше, но теперь она могла им воспользоваться, и это не было бы нахальством.

– А у вас в самом деле хороший вкус, – сказал он на прощание.

– Значит, вы пришлете мне «Поэму Раннего Снега»?

– Вечером можете проверять почту.