Исправленному верить

– Как это выходит? – тоскливо спросила она. – Жила, жила – и в больницу… Где молодость, где здоровье, где жизнь? Все заберут… И у вас тоже. Проснетесь ночью, кругом темень, тогда и поймете – нет тут вашего ничего, и вас скоро не будет.

– Иди к себе, – велела вернувшаяся Нарина. Клавдия запахнула своих драконов и вздернула черепаший подбородок:

– Это мои карты, я их в Гостином купила! Я доиграю, только пусть Нинка не мухлюет.

– Не ври! – Запыхавшаяся Нинель сжимала китайскую пепельничку. – И вообще… Мы хотим играть с Олегом Евгеньевичем.

– Я буду играть! – Дрожащие губы Шульцов видел много раз, но у Хандовой, казалось, дрожало все лицо, словно желе на тарелке встряхивали. – Хватит за меня решать… Господи, что я делаю в этой конюшне?! У меня же была отдельная квартира! С лоджией. Куда вы меня втянули? Где моя квартира?!

Вскочившая Олька ухватила женщину за плечи.

– Валерьянка тут есть? Сорок капель. Если есть корвалол и пустырник, то всего по тридцать… Клавдия Никаноровна, успокойтесь. Идемте…

– С тобой я пойду… Пусть эти… ко мне не подходят! Я хочу домой! Я тут не живу… Это хлев какой-то, у меня есть квартира.

– У вас пульс частит, – не терпящим возражений голосом объявила Ольга. – Нужно лечь и принять лекарство. Алик, аптека в соседнем доме…

– У нас все есть. – «Медея» уже возилась с флакончиком. Видел бы ее сейчас Еврипид, трагедия обогатилась бы еще одним жутким монологом. – Вот здесь, в буфете.

– Не буду… Что?! Что ты мне льешь?

– Клавдия Никаноровна, это настойка валерианы. Чувствуете запах?

– Не хочу… Не буду!

– Мне не веришь – коту поверь. Валерьянка это!

– Давайте лекарство, – распорядилась Комарова, – мы сами все сделаем.

Увести себя Клавдия все же дала. Нинель по-прежнему бестолково топталась с пепельницей, а там, где наливали валериану, теперь катался кот. Розик подняла свои карты.

– Похоже, лучшее, что мы можем сейчас сделать, – это доиграть. Олег Евгеньевич, ваш ход.

Сумей Шульцов сосредоточиться, ему бы валета пик не вручили. Это оказалось переломом. В следующей игре историк получил даму, а не отданный вовремя ход обернулся одной из двух последних взяток, вторую взяла не сбросившая вовремя десятку Розик. Вернулась Олька, села, закурила. Кот продолжал кататься, но отчего-то не выл.

– Не брать кинга, не ходить с червей! – возвестила, взмахнув картами, Нинель, и Олег Евгеньевич успел заметить, что у нее на руках неприкрытый червонный туз. Король с десяткой были у Шульцова.

Розик начала с мелкой пички, историк сбросил девятку, Нинель взяла валетом и положила трефового туза, глаза ее горели. На четвертом ходу у Комаровой зазвонил телефон, Олька выслушала какую-то новость, сказала, что едет, и отключилась.

– Срочный вызов, – объяснила она, – прошу извинить. Алик, доигрывай без меня, созвонимся.

– Ну уж нет! – Старух Шульцов больше ни в чем не подозревал, но объясняться при них не собирался. – Вместе пришли, вместе и уйдем.

– Но как же… – пискнула Нинель. – Это же самое главное. Кинг… «Ералаш»…

– Мне, право, очень жаль, но…

– Может быть, все-таки доиграете? – неожиданно вступила Розик. – Если вас столь любезно отпускают.

– Нет! – отрезал историк и глянул на лежащую на столе красную восьмерку – у Розика остались одни червы. – Но эту игру мы закончим.

Если сбросить кинга, Нинель возьмет своим одиноким тузом, проиграет шестнадцать очков и расстроится. Историк решительно положил на скатерть свою десятку, старушка со счастливой улыбкой бросила на выцветшую скатерть красное сердце, сгребла безвредную взятку и кинула бубнового валета. Шульцов взял дамой и раскрыл карты.

– У Нарины Петровны только черви, так что остальное мое. Вы меня обыграли…

– Не думаю, – усмехнулась Розик. – Лучше бы вам остаться и доиграть до конца.

В ответ Шульцов развел руками. Из квартиры они уходили в блаженной тишине – излаявшийся песик спал на диване. Возясь с запорами, Нинель слишком резко дернула дверной крюк, и тот, вылетев из петли, уже знакомо звякнул. У ног старухи возник молчаливый кот. Ничего особенного, но Шульцову опять стало жутко, и куртку Комаровой он подал неудачно, в рукава подруга, во всяком случае, попала не сразу. По ногам что-то мазнуло: казавшийся увальнем перс с неожиданной ловкостью просочился между гостями и выскочил из квартиры.

– Он погулять. Прощайте, – величаво напутствовала уходящих Розик, и дверь захлопнулась. На площадке между вторым и третьим этажами Ольга внезапно остановилась, вытащила из сумки помаду и тут же сунула обратно.

– Алик, – сказала она, – мне страшно. А тебе?

4

Свет погас, будто в насмешку над глупыми словами, которыми мужчины, даже задыхаясь от ужаса, успокаивают женщин. Лестница канула во мрак, только в чистые, словно бы и не питерские окна лилось городское ночное сияние. Чтобы спуститься, не переломав ноги, его хватало.

– Похоже, – с лицемерным раздражением бросил Шульцов, – отключили электричество.

– Почему?

– Откуда я знаю, они вечно отключают… – Историк украдкой глянул на часы. Было без десяти шесть, и с мартовской ночью это никак не вязалось.

Ольга кивнула и, неожиданно рванувшись к ближайшей двери, нажала на звонок.